Крис Райландер - Дар скального тролля [litres]

– Грег, – терпеливо объяснил Данмор. – Каждую неделю мы получаем десятки отчётов о различных эльфийских фракциях, которые, находясь во всех уголках мира, не замышляют ничего хорошего. Мы, конечно, делаем всё возможное, чтобы исследовать их все и принимая во внимание, но это сплошная лотерея. Если копнуть глубже, в большинстве отчётов говорится лишь о маленькой группе эльфов, замышляющих провернуть неэтичную аферу с хеджевым фондом или какую-то другую ерунду. Вряд ли это то, о чём нам стоит беспокоиться прямо сейчас, учитывая опасность, которую представляют все недавние наблюдения монстров.

Конечно, я мог бы рассказать им настоящую причину, по которой так отчаянно хотел поехать в Новый Орлеан: я подозревал, что ответ на вопрос, что случилось с моим отцом, получу именно там. Мне не терпелось схватить одного из эльфов и заставить его рассказать, что случилось с отцом, любыми средствами (это была идея Кровопийцы).

Может быть, вы сможете меня понять, если я расскажу вам всё, что Камешек сообщил мне накануне вечером, хотя информации было не так много, как я надеялся.

Когда Камешек был пленником в Новом Орлеане, у его сокамерника (как ни странно, эльфа, который по какой-то причине считался врагом фракции) после нескольких недель в плену развились почти те же симптомы безумия, что и моего отца. К сожалению, Камешек не знал, было ли это состояние обратимым, но он был уверен, что виноваты эльфы. Прежде чем сойти с ума, этот эльф-пленник рассказал, что его похитители дали ему какой-то яд, возможно, даже испытывали его на нем. Если слова тролля были правдой, то вывод очевиден: раз эти эльфы знали, как вызвать симптомы, они могли знать, как исправить это состояние. Конечно, мысль о том, что во главе этой фракции мог стоять Эдвин, тоже не очень-то препятствовала моему желанию отправиться на разведку.

Но всё это будет бессмысленно, если я не смогу убедить Совет всерьёз воспринять угрозу со стороны эльфов. Старейшины вряд ли сочтут, что излечение моего отца – достаточно острая необходимость, требующая выделения драгоценных, ограниченных ресурсов (то есть обученных солдат). И поэтому я решил продолжить давить на них разговорами о грандиозном плане эльфов в надежде, что этого будет достаточно, чтобы склонить их на свою сторону.

– Но Камешек утверждал, что планы эльфов сродни «всеобщему истреблению», – продолжил я уговоры. – Я хочу сказать, что это наверняка важнее всех остальных отчётов, которые вы получили. Это не какая-то финансовая пирамида, чтобы заработать деньги. Речь о масштабной войне!

– Видишь ли, в том-то и дело, – сказал старейшина Хеб Мечежар. – Ты передаёшь нам слова скального тролля. И – как бы это поточнее выразиться? – тролли дураки, Грег. Большие тупые твари, которых едва ли можно считать надёжными источниками предоставленных сведений.

– Но это неправда, – возразил я. – Камешек такой же умный, как вы или я.

Мои слова были встречены хором снисходительных смешков, оскорблённых вздохов и улюлюканья со стороны Совета и зрителей. Данмор только покачал головой с кривой, но всё же разочарованной усмешкой на лице.

Я не мог в это поверить. Мои худшие опасения подтвердились: большинство гномов были такими же невежественными и предвзятыми, как и их предки. Возможно, скромная, хотя и достойная восхищения, жизнь в Подземелье лишила гномов возможности освободиться от предубеждений. Не то чтобы я полагал, что человеческий мир был совершенен в этом, вовсе нет. Но, по крайней мере, многие люди старались стать лучше. А то, что я наблюдал сейчас, больше походило на всеобщее бессердечное отрицание важности Камешка для общества. Упрямое нежелание воспринимать факты, выходящие за пределы драгоценных священных текстов.

– Только потому, что тебе нравится этот… этот скальный тролль… – взял слово старейшина Дон Драконобрюх.

– Нет, – перебил я его. – Он говорит на пятнадцати языках. На скольких языках говорите вы, кроме изменённого древнего гномьего и современного английского?

Оодж, часто громкий и сердитый старейшина-лепрекон, громко фыркнул с другого конца стола.

– Это едва ли имеет значение, – сказал он. – Любого можно научить повторять слова. Вряд ли это свидетельствует о высоком интеллекте. Даже собаки могут выучить слова. Или «говорить» по команде. Ну правда…

Я покачал головой, отказываясь верить услышанному. Неужели их предубеждения против скальных троллей настолько велики? Или другие думают так же, как и я, но просто боятся высказать это вслух? Я был так ошеломлён и расстроен, что заговорил снова, даже не подумав.

– Но ключ к выздоровлению моего отца там! – выпалил я.

Мой отец внезапно поднялся, выглядя озадаченным, и толпа погрузилась в неловкое и тревожное молчание. Хотя большинство из гномов всё ещё почитали его как того, кто предсказал возвращение магии и/или того, кто уничтожил эльфийского Лорда, они были хорошо осведомлены о его новой, странной болезни. Как бы они ни старались не обращать на это внимания.

– Грег, о чём ты там болтаешь? – сказал отец. – Я в полном порядке! Скажите моему сыну, что я в порядке.

Он оглянулся на остальных старейшин. Они неловко отвели глаза. Отец, казалось, этого не заметил. На самом деле его глаза уже остекленели; ещё один приступ был неизбежен и, возможно, в этот раз причиной тому послужил стресс, вызванный моими действиями.

По крайней мере трое старейшин громко застонали, когда палец моего отца взметнулся в воздух, как будто он собирался сделать важное заявление.

– Вот вам Зерно истины в эти нелёгкие времена! – крикнул он.

– А теперь посмотри, что ты наделал, – печально сказал Данмор в мою сторону.

– Всякий раз, когда невежество поднимает свою уродливую голову, – начал отец, давая мне надежду, что, возможно, в этот раз его слова не будут звучать как полный бред. – Которая, смею добавить, ужасно похожа на голову панды! Они говорят, что невежество не имеет физического облика, но я уверяю вас, что оно очень похоже на милую панду. Но только с большим количеством зелёной травы на макушке. Это верно так же, как то, что я стою здесь сегодня. Итак, на чём я остановился? Ах да, я описывал одного самовлюблённого орангутанга в плохом парике, которого когда-то знал. Он был слишком хвастливым для обезьяны, а поскольку обезьяны не умеют говорить, это настоящий подвиг, несмотря на всю его шутовскую игру. Теперь разница между париком и Патриком стала немного менее различимой. А всё началось с…

Я медленно сел, а отец продолжил свою болтовню.

Весь Совет знал, что в данный момент уже ничего нельзя сделать, кроме как ждать, когда он закончит. Но пока я сидел там, зная, что потерпел поражение и у меня больше не осталось аргументов, я утешал себя тем, что, по крайней мере, я пытался. В конце концов, чего я на самом деле ожидал? Гномы всегда останутся гномами. Собственный негативный взгляд на вещи постоянно приводил к тому, что они предпочитали оставаться безучастными. Надвигающееся возвращение магии отнюдь не изменило этого. Возможно, тут не помогли бы никакие доводы, которые я только смог бы придумать.