Крис Райландер - Дар скального тролля [litres]

Я не был уверен, смеялся он надо мной или нет, да это и не имело значения.

– В любом случае, – продолжил я, – этот яд, или что-то ещё имело побочный эффект. Отец больше не тот, что прежде. Он немного сошёл с ума. И на этот раз по-настоящему. И я надеялся… ну…

– Ты хочешь, чтобы я тебе помог? – Эдвин милостиво закончил, избавив меня от самой трудной части. – Хочешь получить доступ к древним эльфийским книгам о зельях, ядах и тому подобном? Помочь тебе понять, что с ним не так? И это всё?

Я молча кивнул.

– Возможно, он станет ключом к разгадке тайны магии, – сказал я. – Если бы он полностью восстановил свой разум, он мог бы объяснить нам, почему он считал, что магия принесёт мир, а не разрушение, как ты говоришь.

– С чего я должен тебе помогать? – спросил Эдвин. – У тебя всё ещё есть отец. Тебе не кажется, что лучше иметь сумасшедшего отца, чём вообще никакого?

Очевидным ответом было бы «да». Кроме того, я не думал, что Эдвин станет меня слушать, если я попытаюсь объяснить, что лечение моего отца больше не связано с его родителями, так что у него не должно быть причин отказывать в помощи.

– Если не ради меня, то ради него, – наконец произнёс я.

Эдвин пожал плечами.

– Я сомневаюсь, что смогу что-то сделать, – сказал он. – У меня есть дела поважнее. У меня нет времени сидеть и читать древние книги о ещё более древних зельях.

– Так ты действительно не знаешь, что с ним происходит? – спросил я.

– Нет, откуда бы мне об этом знать? – удивился Эдвин. – Я никогда не вмешивался в дела своих родителей. И меня не интересуют древние яды, которые предназначены только для того, чтобы причинять людям боль.

Затем Эдвин встал и жестом приказал стражникам убрать стол и игру. Он направился к открытой двери камеры.

– Может быть, здесь, в Новом Орлеане, есть эльфийский врач или алхимик, который может знать… – начал я, но Эдвин повернулся ко мне у входа в тюремную камеру и взмахом руки оборвал меня на полуслове.

– Извини, Грег, но я не собираюсь отвлекаться от своей главной цели, – сказал он. – Послушай, мне очень нравится с тобой болтать, но мне нужно ненадолго отлучиться. По крайней мере, на несколько дней, а может, и дольше. Я позабочусь, чтобы тебя кормили и поили. И я пришлю кого-нибудь, чтобы он провожал тебя на улицу, где ты сможешь погреться на солнышке и подышать свежим воздухом. Не говори, что я никогда не проявлял к тебе милосердия.

Он повернулся и вышел, затем охранники забрали шахматную доску и стол и унесли их. Я сидел, чувствуя себя подавленным и измученным. С одной стороны, любые надежды работать над спасением мира совместно с Эдвином казались ещё более неосуществимыми, чем когда-либо. Особенно с учётом того, что его план был основан на убеждениях, прямо противоречащих мнению, высказанному моим отцом (до того, как он сошёл с ума). Но в то же время я увидел проблеск прежнего Эдвина, которого знал ещё в ПУКах. Несмотря на слова о том, что он не сможет помочь мне вылечить отца, под его новой резкой и циничной внешностью всё ещё скрывались неоспоримая человечность и доброта. С тех пор, как умерли его родители, Эдвин определённо изменился, стал мрачнее, но в моих глазах он всё равно остался хорошим эльфом. Я не мог поверить в то, что он может лгать и притворяться в своём искреннем желании спасти мир от падения в бездну магического хаоса.

И, вероятно, впервые за всё время, в гноме зародился оптимизм.

В которой вы узнаете, что нужно сделать, чтобы гном пах ещё хуже

Почти два дня я не слышал ничего, кроме собственных мыслей.

Охранники приносили мне еду три раза в день, но всегда оставляли её, а потом забирали пустые подносы, не говоря ни слова. Я не был уверен, выполнил ли Эдвин своё обещание позволить мне время от времени выходить на улицу, но в течение этих двух дней я всё время находился в своей камере. Гномы известны своим довольно сильным запахом, и, проведя почти четыре дня в постели, без душа или смены одежды, я начал задыхаться от собственного мускусного запаха.

Когда не с кем поговорить, два дня кажутся очень долгим сроком. У меня даже не было книги. Единственным спасением был сон, так что я спал так долго, как мог. Но у всего есть свои пределы, особенно если это сон на маленькой неудобной койке, предназначенной для того, чтобы делать преступников несчастными.

Я постоянно пытался позвать Кровопийцу. Но ответом мне по-прежнему была тишина. Теперь, когда я знал, как далеко нахожусь от Чикаго и Нового Орлеана, это было уже не так удивительно. Я не знал точно, как работает наша магическая телепатическая связь, но расстояние, вероятно, тоже играло определённую роль.

Другие варианты я даже не хотел рассматривать.

Как я мог упустить свой топор? Я скучал по нему почти так же сильно, как по своим друзьям-гномам. Это поразило меня до глубины души. Я и не подозревал, насколько привык к его постоянной болтовне. Но в то же время я ощущал какое-то облегчение. Постоянное напоминание о том, что в будущем мне предстоит великое сражение, что мне суждено одолеть в бою врагов, было, мягко говоря, напряжным. Нигде нельзя было скрыться от жуткого голоса в голове, который жаждет насилия и мести во имя справедливости. Конечно, я понимал, что, возможно, в будущем мне предстоит сражение, но без Кровопийцы, который напоминал мне об этом несколько раз в день, мой разум наконец мог отдохнуть, наслаждаясь редким, мимолётным моментом покоя.

Я бы предпочёл надеяться на мир, а не готовиться к сражению, даже если последнее более вероятно.

Но когда не спал, большую часть времени я проводил, беспокоясь о своих друзьях. Выбрались ли они из Нового Орлеана живыми? Вернулись ли в Чикаго? Может быть, они сами попали в плен, были ранены или ещё что похуже, пытаясь найти меня? Ляжет ли на меня в конечном итоге ответственность за их смерть (как показал мне зелёный туман полуночницы)? Должен ли я официально сменить своё имя на Гримсли Рипер – Повелитель смерти?

Но были моменты, когда я отвлекался от этих забот, раздумывая о том, что сказал мне Эдвин.

Что, если он был прав? Может быть, нам всем будет лучше, если мир вернётся к тому моменту, когда не было гальдерватна. Конечно, гномы будут вынуждены уйти в подполье (не то чтобы нас это действительно заботило), в то время как эльфы используют свою силу убеждения и манипуляций, чтобы скопить большую часть мировых богатств. Но, по крайней мере, планета не будет подвергаться нападкам монстров и магическим войнам, которые унесут жизни бог знает скольких людей.

Возможно, жажда мести Кровопийцы оказала на меня магическое влияние, затуманив моё восприятие реальности? Когда я потерял связь с топором, всё стало казаться намного мрачнее. Я уже не был уверен, что правильно, а что нет. Обычно Кровопийца убеждал меня, что он прав, несмотря ни на что. Возможно, это не всегда было правдой, а в некотором смысле упрощало мне жизнь. Например, Кровопийца убедил меня, что возвращение магии – это хорошо. Что это поможет гномам наконец-то поставить эльфов на место. Или что-то в этом роде. Его слова не слишком отличалось от того мнения, которого придерживался мой отец до того, как сошёл с ума. Единственное, по версии моего отца, магия должна была объединить всех и впервые за долгое время установить мир во всём мире… ну, если в общих чертах.