Сергей Лукьяненко - Цель и средства. Лучшая фантастика – 2021 [сборник litres]

Потом я наконец заснул крепко-крепко.

Утро было мрачным – ветер перемещал с места на место охапки песка, крошечное тусклое Солнце едва-едва проглядывало сквозь пылевые тучи. Разорвав последнюю упаковку влажных салфеток, я наскоро «умылся». Забыл вчера спросить, в котором часу завтрак. Интересно, успею ли позаниматься? Игорь упоминал о тренажерной комнатке.

К тяготению в три раза меньшему, чем на Земле, привыкаешь быстро, гораздо труднее потом адаптироваться к земной силе тяжести, поэтому телу нужна дополнительная нагрузка. Ну и потом – не для того я кропотливо создавал рельеф мускулатуры, чтобы за один трехмесячный рейд сдуться. К слову, именно на базе я когда-то пристрастился к эластичным эспандерам. Закрепленные на разной высоте резиновые петли при определенной сноровке прокачивали любую группу мышц. В отличие от гирь, гантелей и штанг, которые в тамошних условиях становились менее тяжелыми на две трети.

На станции царила тишина. Где-то пощелкивала и попискивала какая-то аппаратура, но ни шагов, ни разговоров слышно пока не было. Интересно, не забудет ли этот соня заправить мой корабль, не проспит ли? А еще надо попросить его сфотографировать меня в полетном скафандре на фоне унылых бурых пейзажей. Вряд ли кадр будет представлять художественную ценность, но оживление в блоге вызовет стопудово: «Внезапно! “Лучшая подружка” на Марсе!»

Спортивная комнатушка оказалась занята: едва открыв дверь, я увидел Игоря.

Я уже хотел в шутку спросить, что он надеется натренировать таким странным упражнением, как вдруг понял, что Игорь окончательно и бесповоротно мертв. Ошпаренный этой мыслью, я подскочил к нему, соображая, что случилось, как он мог эдак по-дурацки запутаться в эластичных петлях… Нет, не запутался. Это не несчастный случай. Он намеренно закрутил потолочную ленту на шее на манер жгута; ленты, идущие от пола, закреплены на щиколотках. Сбоку валялся стул – возможно, тот самый, на котором я сидел за ужином. Натяжение резиновых петель было максимальным. Только так при пониженной гравитации можно повеситься.

– Земноводное, ты чего? – лопотал я, пытаясь снять однокашника с жуткой растяжки. – Ты зачем это, а?..

Потом я сообразил, что самоубийство не так уж очевидно: кто-то мог все это подстроить, кто-то убил Игоря и инсценировал суицид. Значит… Значит…

Ну а какие у меня варианты? Кто бы это ни был, на станции мгновенно станет известно о случившемся всем без исключения. Стало быть, нужно бежать к Токареву. И вообще трубить общий сбор.

– Эй! Леша! Вилли! Просыпайтесь все! Как тебя там… Квентин Дорвард! – От нешуточного потрясения я совершенно забыл настоящую фамилию второго астрофизика. – Народ, у нас несчастье!

Началось все, конечно же, не с Игоря. Но он был близко, очень близко, он входил в полтора десятка друзей, ставших свидетелями моего позора и перерождения. И в полторы сотни врагов, воспользовавшихся этим знанием.

Третий год обучения в Академии, мы шумим в баре на Полянке: первая свадьба на курсе, Маринка с Максимом в центре внимания. Вино рекой, уже официально можно: двадцать один год – шутка ли! Мы все невероятно крутые, взрослые, многоопытные и мудрые. Попробовал бы кто-нибудь сказать тогда, что нам это всего лишь кажется!

Праздник подходит к концу, захмелевшие новобрачные поднимаются со стульев и, перебивая друг друга, начинают благодарить собравшихся.

Вот тут Маринка и выдает.

– Я вас всех очень люблю, я признательна каждому из вас, вот правда-правда! Просто за то, что вы есть, и за то, что вы здесь! Но одному человеку я хотела бы сказать отдельное спасибо. – И смотрит мне прямо в глаза. – Если бы не он, не было бы этой свадьбы, вообще ничего не было бы… Год назад в моей жизни произошла неприятность. Ну, сейчас-то я понимаю, что это была всего лишь неприятность, а тогда мне казалось – мир рухнул. Я чуть было не ушла из Академии, похудела на семь кэгэ, забыла о косметике. Дни и ночи напролет я ревела, как дура, и иногда обнаруживала себя заблудившейся где-нибудь на окраине… Мрак! – Маринку качнуло, она схватилась за край стола, чтобы удержаться на ногах, и пьяненько хихикнула. Однако продолжала смотреть мне прямо в глаза. – А однажды я выплыла из этого идиотского забытья на лавочке перед вторым корпусом – ну, вы знаете эту лавочку. Рядом сидел смутно знакомый парень, который очень спокойно и рассудительно объяснял мне, что нужно сделать, чтобы выбраться из моего девачкового ада. Я реально испугалась, потому что совершенно не помнила, когда успела рассказать ему половину своей истории. Вот правда-правда! А потом послушала-послушала – и рассказала вторую половину. С тех пор я обращалась к нему по любому поводу, советовалась, делилась новостями, хвасталась и плакалась. И когда Макс сделал мне предложение – как вы думаете, кому первому я об этом сообщила? Он – самый чуткий, самый внимательный, самый добрый, он всегда выслушает и подскажет… И вообще! Он – моя самая лучшая подружка!

Как всегда случается в подобных ситуациях, шум в переполненном помещении стих именно в этот момент, и последнюю Маринкину фразу, обращенную ко мне, слышал весь бар.

Думаю, вы понимаете, что это такое, когда парня в двадцать один год называют подружкой. Не жеребцом, не альфа-самцом, не сексуальным маньяком и не грозой всех девчонок, а подружкой.

Мгновенно для одних я стал парией, для других – объектом насмешек и травли. Год жизни, двенадцать месяцев кошмара. Не знаю, как я вообще закончил учебу, потому что не помню ни лекций, ни практических занятий, ни зубрежки – помню лишь сбитые костяшки пальцев, сломанные носы, с хрустом вылетающие зубы – как чужие, так и мои собственные. После окончания Академии я намеренно ушел служить в ВКС, хотя мог бы, как все остальные, продолжить обучение в аспирантуре или приобрести, как тот же Игорь, второе высшее. Как минимум стать гражданским навигатором или пилотом. Просто не хотелось пересекаться с сокурсниками ни на одной из транспортных линий, для которых нас готовили. Армия должна была прочертить границу между прошлым и будущим, разделить мою жизнь на два независимых отрезка.

Но слухи – это шлейф, который невозможно отцепить по своему желанию. И тогда мне пришлось превратить баг в фичу.

Несмотря на ранний час, Токарева в каюте не оказалось. Собственно, все персональные каюты оказались пусты – я заглянул даже в те, которые по определению не могли быть заняты членами экспедиции.

На пересечении двух коридоров я остановился и снова покричал. Тишина на станции. Слева от меня располагалось научное крыло с мини-обсерваторией, лабораториями и кучей исследовательской аппаратуры. Справа – инженерно-техническое крыло, контролирующее в том числе системы жизнеобеспечения станции. Прямо – диспетчерская, кухня-столовая и административные помещения. Может ли начальник станции быть в кабинете начальника станции? Запросто. Тогда мне прямо.