Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

«Руидин! Свет, что же мне делать?»

Лежа на пропотевших простынях и глядя в потолок, Перрин понял, что непроглядная тьма постепенно уступает место серому сумраку. Еще чуть-чуть – и над горизонтом покажется краешек солнца. Наступит утро. Пора новых надежд. Время вставать и отправляться в путь. Новых надежд! Перрин едва не рассмеялся: на что ему надеяться? «Интересно, – подумал юноша, – когда я проснулся? В этот раз, наверное, с час назад, если не больше». Он поскреб бородку и скривился от боли. За ночь ушибленное плечо распухло и онемело. Юноша медленно выпрямился и, обливаясь потом, стиснув зубы, глотая стоны и подавляя рвущиеся проклятия, принялся разминать плечо и разрабатывать руку. Это далось ему нелегко, но в конце концов он убедился, что может владеть рукой, хотя и не без усилий.

Сон его был прерывистым и беспокойным. Когда он просыпался, ему мерещилась Фэйли, глядевшая на него с немым укором. В темных глазах девушки застыла боль, и сердце его сжималось, ведь эту боль причинил ей он. Стоило Перрину уснуть, и перед ним представала одна и та же картина: его ведут на эшафот. В этих снах тоже присутствовала Фэйли – иногда она с ужасом смотрела на казнь или, хуже того, пыталась спасти его, вступая в безнадежную схватку с вооруженными копьями и мечами белоплащниками. Он чувствовал, как петля затягивается у него на шее, и кричал от отчаяния – потому что видел, как Чада Света убивают Фэйли. Иногда же она наблюдала за его казнью со злорадной усмешкой. Неудивительно, что после таких сновидений он просыпался в холодном поту. Раз ему приснилось, что на выручку ему и Фэйли бросились волки – и все были перебиты копьями и стрелами белоплащников. Ночка выдалась – врагу не пожелаешь. Перрин торопливо умылся, оделся и покинул комнату, как будто вместе с ней хотел поскорее оставить позади воспоминания о ночных кошмарах.

В коридорах Твердыни почти не осталось следов вчерашнего нападения – разве что кое-где еще висели рассеченные драпировки, то тут, то там попадался сундук, крышка которого была расколота ударом топора, а на плитах пола – там, где была оттерта кровь, виднелись светлые пятна. Домоправительница вконец загоняла подчиненную ей армию слуг; многие из них были перевязаны, но все равно мели, терли и наводили порядок в Твердыне. Видать, домоправительнице и самой досталось: голова ее была обмотана повязкой. Она ступала, тяжело опираясь на палку, но повсюду поспевала и твердым голосом раздавала приказы. Было ясно, что эта седовласая, ширококостная женщина не успокоится, пока не устранит малейшего напоминания о том, что врагу уже во второй раз удалось проникнуть в Твердыню. Увидев Перрина, она приветствовала его едва заметным реверансом. Впрочем, большего от нее не удостаивались и благородные лорды, даже когда она была в добром здравии. Несмотря на то что следы крови тщательно оттирались и отскабливались, Перрин продолжал ощущать ее слабеющий запах, заглушаемый ароматами воска, мастики и моющих составов: острый металлический привкус человеческой крови, зловоние крови троллоков и обжигающий ноздри едкий смрад – кровь мурддраала. Перрину не терпелось поскорее убраться отсюда.

Дверь в комнату Лойала имела добрый спан в ширину и более двух спанов в высоту, а слишком большая дверная ручка в виде переплетенной виноградной лозы находилась на уровне головы Перрина. В Твердыне было немало гостевых комнат, предназначенных специально для огиров, изредка посещавших Тир. Сама Твердыня была воздвигнута еще до знаменитых построек огир, но, когда требовалось что-то подправить, из престижа приглашали, пусть и нечасто, несравненных огирских каменных дел мастеров. Перрин постучал.

– Заходи, – послышался гулкий, как лавина, голос.

Юноша повернул ручку и вошел.

Огромная комната была вполне соразмерна дверям, но казалась почти обычной, поскольку посередине, на ковре с узором из листьев, с трубкой в зубах высился Лойал. Ростом он был выше любого троллока, разве что в плечах чуть поуже. Его темно-зеленый кафтан, застегнутый до талии, а ниже расклешенный, словно килт, спускавшийся до голенищ высоких, по бедро, сапог и прикрывающий широкие штаны, уже не казался Перрину чудным одеянием, но достаточно было бросить на огира один взгляд, чтобы понять: это не человек. Широченный нос делал его лицо похожим на звериное рыло, глаза под мохнатыми бровями были величиной с чайные блюдца, а огромные уши с кисточками на кончиках торчали из гривы свисавших почти до плеч жестких черных волос. При виде Перрина Лойал осклабился, открыв широкий – от уха до уха – рот.

– Доброе утро, Перрин, – прогромыхал он, вынув трубку изо рта. – Ну как, удалось выспаться? Надо думать, это было не так-то просто после вчерашнего. Я так полночи не спал, все сидел да записывал, что приключилось. – Перрин заметил, что в другой руке Лойал держит перо, а его толстые, как колбаски, пальцы в чернильных пятнах.

Повсюду – на крепких, под стать огирам, стульях, широченной кровати и высоченном, по грудь Перрину, столе лежали книги. Но юношу удивило вовсе не это, а обилие цветов в жилище огира. Цветы всех мыслимых сортов и оттенков, скрепленные лентами или шнурками, вазы, корзины, букеты, гирлянды и венки заполонили всю комнату – такого Перрин еще не видел. Цветочный аромат наполнял воздух, точно в саду. И тут юноша увидел, что на голове Лойала красуется здоровенная, размером с человеческий кулак, шишка, а при ходьбе огир припадает на одну ногу. Похоже, вчера Лойалу досталось – сможет ли он пуститься в дорогу?.. Перрин устыдился подобных мыслей, ведь огир был его другом, но и отступиться юноша не мог.

– Вижу, ты ранен, Лойал. Морейн могла бы Исцелить тебя. Уверен, она не откажется.

– Ничего страшного, это не мешает мне двигаться. К тому же сейчас в Твердыне и без меня хватает бедолаг, которые действительно нуждаются в помощи. Не стоит ее беспокоить. Видишь, я даже смог заняться своей работой. – Огир бросил взгляд на стол, где рядом с откупоренной бутылочкой чернил лежала раскрытая большая тетрадь в тканевом переплете. Большая для Перрина, разумеется; сам-то Лойал мог без труда засунуть ее в карман. – Надеюсь, я все записал верно, – продолжал огир, – хотя больше с чужих слов, потому как сам я мало что видел.

– Лойал у нас настоящий герой, – заявила Фэйли, поднимаясь с книгой в руках из-за цветочных завалов.

Перрин вздрогнул от неожиданности: он не учуял девушки – благоухание цветов в комнате совершенно скрыло ее запах. Лойал смутился, зашикал и замахал на нее рукой, но Фэйли продолжила. Голос ее звучал спокойно, но на Перрина она глядела с вызовом.