Сири Петтерсен - Поток [litres]

– Я никогда не хотел, чтобы ты стала такой же, как я. Наоборот, мне нужно было, чтобы ты оставалась собой . Всему миру требуется, чтобы ты оставалась собой. Я… стал ядом для тебя. Разрушил тебя.

Ример поднялся на колени, морщась от боли, а затем встал, пошатываясь на нетвёрдых ногах.

Хирка почувствовала себя замёрзшей и обнажённой без него. Без его тяжести. Она приподнялась на локтях и заметила мертвеца прямо рядом с собой. Страж в красном. Его глаза смотрели на Шлокну. Удивительно, но на губах погибшего застыла улыбка, как будто его последней мыслью стало воспоминание о чём-то хорошем.

Нет!

Сражаясь с подступающими слезами, Хирка встала и огляделась. От вида Блиндбола ей стало страшно. Сады Эйсвальдра больше не казались прекрасными. Как и тысячу лет назад, они превратились в поле брани. Мужчины нападали друг на друга в бурлящем море битвы, двигаясь медленно и нетвёрдо. Огонь шипел под дождём.

Хирка посмотрела на свои дрожащие руки. Поток не усиливался. Не восстанавливался от сотен смертей и не давал ей власти спасти миры. Неужели она в это верила? Неужели действительно верила?

Плач прорвался наружу. Хирка не смогла сдержать его.

– Хватит, – прошептала она в пустоту и прошла мимо Римера. Мимо перевёрнутой повозки. Затем увидела, как под повозкой что-то шевелится. Заметила горящие в темноте глаза. Кот. Ничего себе! В таком-то месте. И в такое время.

Хирка протянула руку. Животное зашипело и глубже забилось под телегу. Поток смешался с бешеным стуком сердца напуганного зверька. Девушка чувствовала вкус его страха. Понимала, что казалась ему врагом. Она. Она, кто всегда смотрел под ноги, чтобы не наступить на муравья.

Поток стремительно тёк по венам и обнажал все её ошибки. Разбирал её на части, становясь сильнее по мере роста отчаяния Хирки. Горя. Но она больше не хотела сливаться со всем миром. Не хотела познавать себя.

Хирка услышала собственный крик и принялась царапать лицо, но Поток по-прежнему тёк по венам и разрывал её изнутри.

Она стала единым целым с котом. Она стала единым целым с Римером, вплоть до самых мрачных глубин его души. Она стала единым целым с воинами. Чем сильнее она сопротивлялась Потоку, тем мощнее он становился.

Спотыкаясь, Хирка двинулась вперёд. Она была напуганным животным, которое крадётся в темноте и прячется под повозками. Она была мужчиной с открытой раной на бедре, который знал, что умрёт. Раздался удар топора о щит, и она стала прижатым к земле бородатым великаном. Она была мальчиком, который соврал о своём возрасте, чтобы сражаться. Она была женщиной, которая плевалась кровью и жалела, что покинула Равнхов. Она была матерью трёх детей, с которыми бежала из города на переполненном баркасе. Она была напуганной до смерти калекой, который больше не мог ходить и над которым возвышался трупорождённый со сверкающими во мраке белыми глазами. Она была всеми ими. Чувствовала всех их.

Поток тяжело наваливался на Хирку со всех сторон и сминал её в ком. В сгусток, что грозил взорваться в любой момент. И она поняла.

Потоку не требовались кровавые жертвы. Он усиливался не от смерти, а когда испытывал чувства умирающих. Друзей и врагов. Все они составляли единое целое. Никто там, на поле брани, не причинял вреда другим. Все причиняли вред самим себе. Каждый удар был самоубийством.

Хирка скорчилась, закричала, впилась пальцами в землю и вскинула руки вверх, заставляя чёрный грунт и обломки камней подниматься следом, ставя её на ноги. А потом эта масса слилась воедино и чернилами разлилась вокруг девушки. Хороня заживо. Она принялась отмахиваться, едва не ломая руки.

Внезапно стало совершенно тихо. Хирку, принявшую рождение от ворона, заклинательницу камней, потомка Одина, нёс Поток. Она стала центром чёрного вихря. Она стала всем тем, чем когда-либо была, и всем, чем будет. Она стала Потоком. Кровью всех миров.

Мы первые.

Вороны изо всех сил старались вырваться наружу. Вырваться из души. Из тела. Она являлась крошечными кусочками всего, что когда-либо жило. Хирка тянула ноги до тех пор, пока они вновь не коснулись земли. Затем собрала все свои силы и запульсировала, превращаясь в одно громадное сердце. Стучащее. Скорбящее. Самоотверженное.

А потом ударила кулаками о землю.

Свистящие чёрные камни полетели вниз, проделывая путь сквозь толщу почвы. Под домами. Под бегающими мужчинами. Из недр земли раздался раскатистый грохот, и Хирка поняла, что делать. Она видела. Видела карту в книге. Видела, как связаны между собой круги. Видела Поток глазами воронов. Знала, где он силён, а где слаб.

Новые корни прорывались наружу. Земля вздрагивала под мёртвыми. Требовалось больше! Больше камней. Больше грунта. Чтобы сотворить новые вены. Пробираясь вслепую, Хирка мысленно отыскала Стену. Ту, что отделяла тех, у кого есть всё, от тех, у кого нет ничего. И обрушила её. Каменный дождь смешался с криками и посыпался на землю.

Хирка закрыла глаза. Корни росли, пока не встретились с пустотой. С засасывающей пустотой между мирами. Сила, разрывающая руки, умирала. Как будто ничего не было. А потом вновь столкнулась с земной твердью и встряхнула девушку за плечи.

Мысли затуманились и стали неуловимыми. Поняв, что скоро потеряет сознание, она плотно прижалась к земле, которая тут же пошла трещинами и пропала.

Хирка услышала крик воронов. Десятков тысяч воронов. Они вырывались из неё, подхватывали Поток и исчезали.

Последним, что она увидела, было воспоминание. Разбитое блюдо Грааля, склеенное при помощи золота. Корни на стекле. Блюдо стало красивее от того, что его уничтожили.

Грааль закрыл ларец со скелетом ворона. Больше ничего нельзя было сделать. Из-за войны Дамайянти пришлось уйти в укрытие. Она находилась там не одна и не могла общаться с повелителем. Настал судный день, а ему приходилось ждать.

Грааля окружал серый пейзаж Скорилла, который купался в типичном английском моросящем дожде, таком мелком, что его можно было не замечать, пока не промокнешь. От осадков стлался туман и извивался вокруг камней. Монолиты торчали из земли, как гнилые зубы. Грааль не знал, что делает здесь. У него не имелось причин находиться в этом месте. Его кровь сожжена, и он никогда не сумеет воспользоваться вратами.

Неужели вечный Дрейри поддался сентиментальности? Или же испытывал потребность находиться как можно ближе к событиям? В лучшем случае это была только иллюзия. Война была в самом разгаре. Где-то в другом месте мир сотрясался до самого основания, а здесь стояла тишина, лишь изредка раздавались протяжные крики горных птиц. Камни стояли, как и всегда, одинокие в окружении скал и выглядели настолько неустойчивыми и так сильно заросли мхом, что в тени вертолёта стали казаться ненастоящими. Как декорация.