Сири Петтерсен - Поток [litres]

В голосе его не было надежды.

Ример смочил острый край лезвия и продолжил точить.

– А Линдри? Торговец чаем?

Мозг помотал головой.

– Пожар…

Горе и гнев царапались в груди Римера, пытаясь прорваться сквозь ледяной холод, которым окружил себя юноша в последние дни. Он не впустил чувства. Пусть замерзают до смерти в пустоте. Для них ещё придёт время.

Мозг встал.

– Но это не означает, что торговец мёртв. Он мог…

– Он мёртв.

– Или его кто-нибудь приютил?

– Оглядись! – Ример отбросил точильный камень в сторону, и тот ударился о стену. – Колкагги мертвы! Все, кто был мне верен, мертвы! Все, кто поддерживал меня в Совете. Линдри. Ярладин. Моя семья давным-давно сбежала из города, несмотря на то что я несколько лет практически не виделся с ними. Слуги? Скорее всего, тоже мертвы. Нет никакой пользы от того, что мы станем думать иначе!

Мозг уставился в пол.

Ример собрался, закрыл глаза и слился с холодом.

– Иди помоги Стиару подготовить сожжение. У нас нет столько дров, так что устроим костер для мёртвых в их в хижинах.

– А мы можем сжечь так много? Это ведь… Дым будет виден из Маннфаллы, мастер. Он поймёт, что мы выжили. – Ример посмотрел на Мозга и молча улыбнулся. Тот сглотнул и отступил на шаг. – Ты хочешь , чтобы он об этом узнал.

Юноша не ответил. Он взял в руки следующий точильный камень и зажал его между мечом и большим пальцем. Вперёд и назад. Вперёд и назад.

Песня камня и стали выгнала Мозга из хижины. Он скрылся в темноте.

Ример опустил глаза на лезвие. Тряпка, которой он зажимал острый край, сделалась красной и влажной.

Дом Модрасме перестал быть уютным жилищем и превратился в выставку. В зал, который Хирка неохотно называла гостиной, набилось столько гостей, что протиснуться сквозь толпу казалось невозможно. Слепые приходили и уходили бесконечным потоком. Наружные двери стояли преимущественно открытыми, и у Хирки никак не получалось согреться. Уйти она тоже не могла, потому что все явились посмотреть именно на неё.

Умпири вручали ей разноцветные ленты с символами. Узоры домов. Ленты союзов. Декоративные клятвы верности, от которых Хирка чувствовала себя очень неуютно. Но она улыбалась пришедшим. Лицо застыло в приветливой маске, и приходилось прикладывать абсолютно все силы, чтобы удержать её. Перед каждым новым визитёром Модрасме опускала холодную ладонь дочери Грааля на руку, как будто помечала свою собственность. От этого у Хирки по коже бежали мурашки.

Многие приносили подарки – от табака и чая до дорогих скульптур из потокового стекла, в зависимости от благосостояния и амбиций семьи. Стол за спиной девушки ломился от вещей, о которых она никогда не просила.

Вперёд протиснулась пара слепых и представилась домом Семре. Женщина была одета в бледно-голубое облачение, вероятно, чтобы гармонировать с подарком: три птицы в клетке. Серые с голубыми горлышками. Они судорожно махали крыльями. Хирка приняла подношение и с удивлением заметила:

– Они пылают…

Женщина довольно приподняла бровь, как будто собственноручно изготовила пичуг.

– Мы называем их живыми фонариками, ну разве они не прекрасны?

Хирка щелкнула языком. Казалось, птиц это успокоило.

– Они великолепны, – сказала она.

Собеседница потрясла клетку, и серебристый цвет оперения стал ярче.

– Только не пересаживай их в загон побольше. Видишь ли, следует содержать их так, чтобы не хватало места. Они светятся, только когда загнаны в угол.

Улыбка сползла с лица Хирки. Птицы пищали. Клетка стала тяжёлой. Женщина стояла перед дочерью Грааля, как фокусница, и ждала восторгов. Та выдавила из себя:

– Спасибо.

Затем развернулась, поставила клетку на стол и облокотилась на него. Девушке хотелось сползти на пол и заснуть. Забыть. Но она не могла. Нельзя было даже присесть. Этой привилегией обладала только Модрасме, которой удавалось делать вид, что сидит она против своей воли.

Хирка услышала монотонный смех Рауна и обернулась. Они с Ухере прохаживались в центре зала и разговаривали с натужно и будто даже ожесточенно улыбающейся парой. Дочь Грааля не могла избавиться от мысли, что победа её семьи означала поражение какой-то другой. Дом Модрасме стал седьмым, следовательно, кто-то утратил своё место.

Здесь ли они сейчас? Так ли рады прибытию Хирки? По доброй ли воле отдали собственный статус в обмен на надежду завоевать Имланд и вновь прикоснуться к Потоку?

В памяти девушки вновь зазвучало эхо рёва, который она слышала сегодня в кратере.

Да. Всё говорило о том, что они действовали по доброй воле. Слишком уж доброй.

Перед Хиркой возникали всё новые лица. Появлялись и исчезали. Дарили ей ленты и подарки. Что-то говорили, но слова не проникали в её мысли.

Война… Наивная девчонка, она не понимала, как глубоко может сидеть потребность убивать. Это было не поверхностным желанием, а движущей силой. Подводным течением, жаждой. Чувством справедливости, охватившим целый народ.

Одного слепого можно остановить. Десятерых тоже. Но как остановить сотни тысяч?

Грааль отдавал себе в этом отчёт. Знал, что Хирка никогда не сумеет сдержать их, и воспользовался ею. И она ничего не могла сделать. Слепые получили её. Грааль обрёл власть.

И подчинил Римера.

От этой мысли у Хирки свело живот, а к горлу стала подниматься тошнота.

Гости говорили о новых временах. О Потоке. О стране по другую сторону. Но этого не должно было произойти. Она должна побеседовать с Граалем, причём немедленно.

Хирка посмотрела на последние подаренные ленты. Их слишком плотно затянули на её запястье, и рука побелела. Девушка сняла полоски ткани и положила в стопку к остальным.

Гости стояли так плотно, что пришлось протискиваться сквозь толпу в сторону Скерри, которая разговаривала рядом с сервированным столом. Чёрное кожаное платье начало собираться на бёдрах – единственный признак того, что сегодня был долгий день. Сама же Скерри выглядела безупречно.

Даже одежда устаёт раньше, чем Умпири.

Рядом с женщиной стоял Грид и что-то нашёптывал ей, вызвав у собеседницы кривую улыбку. Он откинул волосы за спину. Ремешок, перехвативший прядь за ухом, свисал до ключицы под весом пяти стальных бусин. По одной за каждую ежегодную победу на ринге, по слухам. И всё же Скерри регулярно поколачивала молодого Дрейри. Наверное, это было не так уж странно, поскольку Раун являлся лучшим тренером в городе.

Скерри взяла яйцо из чаши на столе, проделала когтем дырку в скорлупе и погрузила туда палец. Насколько поняла Хирка, если пользоваться когтями, а пищу можно назвать жидкой, то есть при других не считается невежливым. Ещё одно правило, которое полукровка никогда не поймёт и которому не станет следовать. Она не такая, как они. И никогда такой не станет.