Кассандра Клэр - Последние часы. Книга I. Золотая цепь

Джеймс отвел взгляд.

– Я что-то не то сказала? – заволновалась она.

– Просто я вспомнил ту ночь, на мосту Баттерси, – произнес он. Они стояли на тротуаре напротив дома Корделии, под ветвями бука. – Грейс спросила меня, не соглашусь ли я бежать с ней. Порвать со своей семьей, жениться на ней в Шотландии, начать жизнь заново уже в качестве простых людей.

– Но… а как же твои родители, и Люси… – В первую очередь Корделия вспомнила о подруге. Она знала, что расставание с братом причинит Люси страшную боль. Это будет хуже смерти – знать, что он по доброй воле согласился покинуть их навсегда.

– Да, – тихо произнес Джеймс. – Это означало бы бросить своего парабатая . Всех друзей. – Его золотые тигриные глаза поблескивали в темноте. – И я отказался. Выходит, я недостоин ее. Оказалось, что я любил ее не так, как должен был. Поэтому не думаю, что способность любить является моей сильной стороной.

– Она просила тебя не о любви, – воскликнула Корделия. Внезапно ее охватила ярость и злоба на эгоистичную девицу. – Это не любовь. Это испытание. А привязанность человека нельзя испытывать подобным образом. – Она смолкла и через некоторое время продолжала: – Прости. Я не должна была… я не могу понять Грейс, и поэтому не имею права судить ее. Но ведь вы наверняка расстались не из-за этого?

– Истинную причину я до сих пор не могу толком понять, – вздохнул Джеймс, сцепив руки за спиной. – Но я знаю, что все кончено, и на этот раз навсегда. Она забрала свой браслет. И выходит замуж за Чарльза.

Корделия застыла. Нет, этого не может быть, наверное, она ослышалась.

– За Чарльза ?

– За старшего брата Мэтью, – объяснил Джеймс, как будто она могла забыть о том, кто такой Чарльз.

– Нет, – выдохнула Корделия. – Она не может это сделать. Они не могут .

Джеймс начал объяснять что-то, он говорил об Ариадне, о разорванной помолвке, но Корделия не слышала его – она думала об Алистере. Вспомнила свидание в библиотеке, вспомнила, как страдал Алистер из-за будущего брака Чарльза. Алистер тогда сказал, что женой его друга, по крайней мере, станет Ариадна, которая его не любит… нет, он не мог знать об этом .

«О, Алистер» .

– Что с тобой? – Джеймс со встревоженным видом шагнул к Корделии. – Ты очень бледна.

«Мне срочно нужно домой», – хотела было ответить она. Джеймс стоял совсем близко, и она чувствовала аромат сандалового мыла, запах выделанной кожи и чернил. Вдруг он поднял руку и осторожно провел пальцем по ее щеке.

– Корделия!

Джеймс и Корделия вздрогнули и отодвинулись друг от друга. Дверь дома открылась, на ступени хлынул свет множества свечей, и на пороге возникла сияющая Сона. Ее темные волосы были прикрыты шелковым шарфом.

– Корделия- джун , входи же, пока ты не подхватила простуду. О, мистер Эрондейл, как любезно с вашей стороны было проводить Корделию домой. Вы истинный джентльмен.

Корделия смотрела на мать круглыми от изумления глазами. Она не ожидала, что Сона встретит ее в таком жизнерадостном настроении. Джеймс на мгновение приподнял брови, черные, как вороново крыло – только крылья ворона не могли выражать сарказм.

– Я с превеликим удовольствием провожу Маргаритку куда и когда угодно.

– Маргаритка , – повторила Сона. – Какое очаровательное имя. Разумеется, ведь вы дружили в детстве, прошло столько лет, и вот вы, взрослые молодые люди, снова воссоединились. Это так замечательно.

Все понятно. Корделия сообразила, что происходит. Джеймс являлся завидным женихом – весьма и весьма завидным женихом. Будучи сыном главы Лондонского Института, он мог в ближайшие несколько лет приобрести большое влияние в обществе, мог даже возглавить Институт – а человек, занимающий этот пост, получал от Конклава в качестве жалованья во много раз больше денег, чем обычный Сумеречный охотник. Кроме того, он был просто очарователен, когда сбрасывал свою Маску, а подобные вещи безотказно действуют на матерей. По просьбе Соны они с Джеймсом поднялись по ступеням к парадной двери; вестибюль был залит теплым желтым светом, откуда-то из глубины дома доносились ароматы блюд, которые готовила Райза.

Сона продолжала осыпать Джеймса восторженными похвалами.

– Восхитительно, – снова и снова повторяла она. – Могу я предложить вам что-нибудь, Джеймс? Может быть, выпьете чаю?

Корделию охватило могучее желание развернуться и убежать, но она испугалась, что в ее отсутствие Сона наговорит Джеймсу невесть чего. А кроме того, она не могла бежать; она решила, что Алистер должен узнать новость от нее, а не из городских сплетен и не от постороннего человека.

Джеймс улыбался. Улыбка его была из тех, что способны сразить наповал добрую половину женского населения Англии.

– До сих пор помню вкус чая, который вы готовили мне в Сайренворте, – говорил он. – С ароматом цветов.

Сона снова просияла.

– Ах да. Чайная ложечка розовой воды, вот в чем заключается секрет приготовления хорошего чая.

– Помню, у вас еще был такой красивый старинный самовар, – продолжал Джеймс. – Латунный, с золотыми инкрустациями.

Сона уже светилась, как маяк.

– Этот самовар я унаследовала от своей матери, – сообщила она. – Увы, он находится где-то среди нераспакованных вещей, но чайный сервиз моей матушки…

– Джеймсу нужно уходить, – твердо заявила Корделия, взяла его за руку и повела вниз по ступеням. – Джеймс, попрощайся.

Джеймс поспешно попрощался с Соной; Корделия молилась про себя о том, чтобы он не заметил недвусмысленного выражения разочарования на лице ее матери. Сона ушла в дом, и девушка выпустила рукав Джеймса.

– А я не знал, что так нравлюсь твоей матери, – заметил Джеймс. – Пожалуй, мне следует почаще заходить к вам в гости, особенно когда я почувствую, что родные и друзья недостаточно высоко ценят меня.

Корделия тяжко вздохнула.

– Боюсь, моя мать с таким же восторгом встретит любого другого свободного молодого мужчину, который прикинется, будто его интересуют чай, самовар и старинный сервиз. Именно поэтому я недавно попросила тебя подобрать мне подходящего жениха, помнишь?

Она постаралась говорить легкомысленным и шутливым тоном, но лицо Джеймса почему-то стало серьезным.

– Помню, – пробормотал он. – Когда все это кончится…

– Да-да, – перебила его Корделия и отступила к крыльцу.

– Но я люблю чай, правда! – воскликнул Джеймс, оставшийся внизу, на тротуаре. – Больше того, я обожаю чай! Я ОБОЖАЮ ЧАЙ!

– Рад за тебя, приятель! – проорал кучер проезжавшего мимо кэба.

Корделия на миг позабыла о своих душевных переживаниях и невольно усмехнулась. Она вошла в дом, закрыла за собой дверь и, обернувшись, увидела, что мать стоит у нее за спиной и восторженно улыбается.