Кассандра Клэр - Последние часы. Книга I. Золотая цепь

После этого разговора Татьяна перестала занимать Джеймса: он не желал знать женщину, которая ненавидела его отца без всяких на то оснований. А затем, в лето, когда Джеймсу исполнилось тринадцать, из Лондона пришло известие о том, что Эдмунд и Линетт Эрондейл, дедушка и бабушка Джеймса, умерли от инфлюэнцы.

Смерть родителей подкосила Уилла; если бы не это, события, возможно, развернулись бы иначе.

Но он был погружен в свое горе, и произошло то, что произошло.

Вечером того дня, когда они узнали о смерти Линетт и Эдмунда, Уилл сидел на полу в гостиной, Тесса – у него за спиной, в глубоком мягком кресле, а Люси и Джеймс растянулись на коврике у камина. Уилл, привалившись спиной к коленям Тессы, невидящим взглядом смотрел в огонь. Вдруг все услышали, как отворилась входная дверь; Уилл поднял голову, когда в комнату вошел Джем в облачении ордена Безмолвных Братьев. Он подошел к Уиллу, сел рядом и прижал к себе голову друга; и тот стиснул в пальцах складки одеяния Джема и зарыдал. Тесса склонилась над ними, и их горе, взрослое горе, объединило их и словно отдалило от детей. До той минуты Джеймсу никогда не приходило в голову, что его отец способен плакать.

Люси и Джеймс убежали на кухню. Там их и нашла Татьяна Блэкторн, когда пришла попросить Джеймса обрезать шиповник. Дети сидели за столом, а кухарка Бриджет кормила их пудингом.

Татьяна походила на серую ворону и выглядела совершенно неуместно в их чистой, светлой кухне. На ней было поношенное саржевое платье, потертое на швах и рукавах; грязная шляпа, украшенная чучелом птицы с глазами, похожими на бусины, криво сидела на макушке. Волосы у нее были седые, кожа серая, а глаза – тусклого зеленого цвета, словно несчастья и ненависть лишили красок ее тело.

– Мальчик, – произнесла она, глядя на Джеймса. – Ворота моего поместья заросли ползучими растениями, их невозможно открыть. Мне нужен кто-то, кто сможет обрезать плети. Ты сделаешь это?

Может быть, если бы ситуация сложилась иначе, если бы Джеймс не чувствовал себя одиноким, потерянным, беспомощным, не злился на себя за то, что не может помочь отцу, он отказался бы. Наверное, он поинтересовался бы у миссис Блэкторн, почему она просто не попросит обрезать шиповник того, кто делал это долгие годы, или почему ей внезапно понадобилось выполнить эту работу поздно вечером.

Но он не стал расспрашивать незваную гостью. Он поднялся из-за стола и последовал за Татьяной на улицу, навстречу сгущавшимся сумеркам. Солнце садилось, и Джеймсу казалось, что верхушки деревьев Леса Брослин охвачены пламенем, когда он спешил за Татьяной к черным воротам Блэкторн-Мэнора. Ворота были выкованы из железа и значительно пострадали от времени, но на арке, венчавшей их, еще можно было прочесть латинские слова: «LEX MALLA, LEX NULLA».

«Несправедливый закон – это не закон».

Она наклонилась, пошарила среди прошлогодних листьев и выпрямилась, держа в руке огромный нож. Когда-то нож, судя по всему, был острым, но сейчас лезвие полностью покрылось ржавчиной, и нож казался почти черным. На какой-то миг Джеймс решил, что Татьяна Блэкторн привела его сюда, чтобы убить. Он представил, как сейчас она вырежет ему сердце и оставит его здесь, на траве, в луже крови.

Но вместо этого она сунула нож ему в руку.

– Приступай, мальчик, – велела она. – Не торопись.

Ему показалось, что она улыбнулась, но потом он подумал, что ошибся – наверное, это была просто игра света. Она ушла, шурша юбкой по сухой траве, оставив Джеймса у ворот с ржавым ножом, словно безнадежного претендента на руку Спящей Красавицы. Он вздохнул и начал резать плети.

Вернее будет сказать, попытался их резать. Тупое лезвие скользило по жестким стеблям, которые были толстыми, как чугунные прутья ограды. Коварные острые шипы кололи Джеймсу пальцы.

Вскоре руки его, исцарапанные отвратительными растениями, налились свинцом, белая рубашка была забрызгана кровью. Это абсурдно и глупо, сказал он себе. Наверняка это выходило за рамки обязанностей перед соседями. Разумеется, его родители не будут его бранить, если он сейчас отшвырнет нож и уйдет домой. Разумеется…

Внезапно за плотной стеной колючих лиан мелькнули две белые, как лилии, ручки.

– Мальчик из семьи Эрондейл, – прошептал чей-то голос. – Позволь, я помогу тебе.

Он в изумлении уставился на стебли шиповника, упавшие к его ногам. Мгновение спустя за оградой появилось личико девочки, узкое и бледное.

– Мальчик из семьи Эрондейл, – снова обратилась она к Джеймсу. – Ты умеешь говорить?

– Умею. И у меня есть имя, – сказал он. – Я Джеймс.

Лицо ее, ненадолго появившееся в обрамлении лиан, исчезло. Послышался звон, и под воротами возникла пара садовых ножниц, старых, но вполне пригодных для работы. Джеймс наклонился и поднял их.

Выпрямившись, он услышал свое имя: мать звала его.

– Мне нужно идти, – прошептал он. – Спасибо тебе, Грейс. Ведь ты Грейс, верно? Грейс Блэкторн?

Он услышал, как девочка ахнула, затем снова выглянула в проем.

– О, прошу тебя, возвращайся завтра, – сказала Грейс. – Если вернешься завтра вечером, я смогу ускользнуть из дома и приду сюда, к воротам. Мы сможем поговорить, пока ты обрезаешь шиповник. Я уже очень давно не разговаривала ни с кем, кроме мамы.

Она протянула руку сквозь прутья, и он увидел алые царапины там, где шипы задели ее нежную кожу. Джеймс поднял руку, и на мгновение пальцы их соприкоснулись.

– Обещаю, – услышал он собственный голос. – Я вернусь.

– Мэтью, – повторил Джеймс. – Мэтью, я знаю, что ты там. Вылезай, иначе, клянусь Ангелом, я наколю тебя на кинжал, как лягушку.

Джеймс лежал на животе на бильярдном столе в комнате отдыха Института и сердито смотрел вниз.

Бал начался полчаса назад, но никто не мог отыскать Мэтью. Только Джеймс догадался о том, где скрывается его парабатай : это была одна из его любимых комнат в доме, уютная, со вкусом отделанная под руководством Тессы. Ниже рейки, которая тянулась примерно на уровне пояса, стены были оклеены обоями в серую и черную полоску, а выше – выкрашены серой краской. Комнату украшали портреты и генеалогические схемы в рамках, мебель – диваны, кресла с подголовниками – была далеко не новой, но удобной. На специальной коробке для хранения сигар фирмы «Данхилл» красовались изящные полированные шахматы, напоминавшие шкатулку с драгоценностями. И еще в комнате стоял массивный бильярдный стол, под которым сейчас прятался Мэтью.