Тэмсин Мьюир - Гидеон из Девятого дома

Дульсинея опиралась на руку Протесилая. Она выглядела неожиданно грустной, почти несчастной. Когда она поймала взгляд Гидеон, уголки рта чуть приподнялись в улыбке, а потом снова опустились. Наконец она сказала:

– Я не хочу умирать.

Пройти через холодный вестибюль обратно в коридор оказалось сложно. Гидеон пришлось оторваться от Харроу и прижаться щекой к холодной металлической панели. Некромантка с несвойственным ей терпением дождалась, пока Гидеон придет в какое-то подобие сознания, и они побрели дальше: Гидеон – как пьяная, Харроу – подскакивая на решетке, будто она обжигала босые ноги.

– И вовсе не надо вести себя как последняя сука, – с трудом проговорила Гидеон, – она мне нравится.

– А мне нет, – сказала Харроу, – и ее рыцарь тоже.

– Я все еще не понимаю, почему вы так не любите парня, который просто-напросто крупный. Ключ-то достала?

Харроу продемонстрировала ключ: серебристо-белый, блестящий, очень простой, с круглой головкой и тремя зубцами.

– Хорошо. – Гидеон покопалась в кармане и выудила брелок. Ключ, немузыкально звякнув, занял свое место рядом с ключом от люка и красным ключом из «Отклика».

– Жаль, что твои шмотки расплавились, – сказала Гидеон.

– Нав, – сказала Харроу медленно и спокойно, как будто еле удерживалась от крика, – помолчи, а? Ты… не совсем здорова. Я недооценила время, которое мне понадобится. Поле оказалось очень злобным, куда хуже, чем говорила Септимус. Оно начало выжигать влагу из моих глаз, и мне пришлось приспосабливаться на ходу.

– А в какой момент оно сожрало твои труселя?

– Нав.

– Я только что чуть не умерла. Дай насладиться моментом.

Гидеон не представляла, как они поднялись по лестнице к люку. У нее осталось странное, похожее на сон воспоминание, будто Харроу гнала ее по длинным кривым коридорам дома Ханаанского угрозами и лаской, не пользуясь при этом магией и одетая только в черный плащ. Порой она задавалась вопросом: может, она таки отдала концы и это такая загробная жизнь – бродить по пустым коридорам с полуодетой пристыженной Харрохак Нонагесимус, которой ничего не остается, кроме как вести себя прилично да еще учитывать, что Гидеон может в любую секунду разлететься ошметками плоти.

Она даже позволила Харроу провести себя к одеялам, служившим постелью. Гидеон слишком устала, чтобы что-то делать. Она легла и чихнула три раза подряд. Каждый чих звенел болью где-то в черепе.

– Прекрати так на меня смотреть, – наконец сказала она Харроу, вытирая кровавую жижу носовым платком, – я жива.

– Ты чуть не умерла, – серьезно сказала Харроу, – и тебе на это плевать. Не цени свою жизнь так дешево, Сито. Без чувства самосохранения ты мне не нужна. На хрена вообще эти теоремы? – вдруг взорвалась она. – Что мы получили? В чем смысл? Надо было уйти, как Секстус, но я не могу позволить себе такой роскоши! Я должна стать ликтором сейчас, пока…

Она проглотила конец фразы, как кусок мяса, сгрызенного с кости. Гидеон подождала, надеясь узнать, что «пока», но Харроу молчала. Тогда Гидеон закрыла глаза и стала ждать. Потом в панике открыла их, поняв, что не знает, сколько прошло времени. Харрохак сидела рядом с тем же странным выражением лица, совсем не походя на себя.

– Отдыхай, – настойчиво сказала она.

Впервые Гидеон подчинилась ей без внутреннего сопротивления.

Когда Гидеон проснулась, Доминик залил комнату вечерним светом, сделав ее влажной и рыжей. Гидеон трясло от голода. Когда она выбралась из постели, на нее набросилась куча записок, становившихся все агрессивнее.

Я взяла ключи и пошла изучить новую лабораторию. НЕ ИЩИ МЕНЯ.

Это было нечестно, пусть даже чудеса, запертые за ликторской дверью, мог понять только тот, кто приходил в восторг от некромантических теорем, но все равно…

НЕ ВЫХОДИ из комнаты. Я попрошу Секстуса присмотреть за тобой.

По своей воле идти к Паламеду? Наверное, Харроу было очень страшно. Гидеон на всякий случай пощупала пульс – вдруг она все еще мертва?

НИКУДА НЕ ХОДИ. Я тебе оставила хлеба в ящике.

Ням.

Под «никуда» в данном случае понимаются все остальные помещения дома Ханаанского, кроме наших комнат.

– Я не буду есть засохшую хрень из ящика, – сказала Гидеон и выбралась из кровати.

Чувствовала она себя ужасно, как будто не спала много дней. Потом вспомнила, что и правда не спала, если не считать последней ночи. Она была слабой, как котенок. Все силы ушли на то, чтобы добраться до ванной, отмыть раскрашенное лицо и присосаться к крану, как зверь. В зеркале отразилась растерзанная девица, чья кровь, вероятно, напоминала фруктовый сок, судя по тому, какая она была бледная. Гидеон пальцами пригладила волосы, подумала о Дульсинее и почему-то сильно покраснела. Вода была вкусная. Хлеб из ящика – она сожрала его жадно, как голодный дух, – нет. Гидеон пошарила по карманам на случай, если там что-нибудь завалялось, например яблоко или пара орешков, и испугалась, нащупав записку. Она сама не поняла, чего испугалась. Память запоздало подсказала, в чем дело: листок бумаги все еще лежал в кармане, значит, он там пролежал все это время, значит, возможно всякое.

В дверь постучали. Гидеон, ошарашенная, ненакрашенная и голодная, открыла. На нее уставилась ошарашенная, усталая и нетерпеливая Камилла из Шестого дома. Она вздохнула – возня с Гидеон явно ее уже утомила – и подняла руку с тремя согнутыми пальцами:

– Сколько пальцев?

– Сколько согнуто или сколько ты показываешь? А большой считать?

– Зрение в норме, – решила Камилла и убрала руку. Прошла в комнату, будто у нее был ордер, плюхнула на пол тяжелую сумку и присела рядом с ней. – Говорить тоже можешь. Где мы? Зачем мы сюда пришли? Как тебя зовут?

– А твою мамку как зовут? Чего приперлась?

Изящная, одетая в серое девушка даже не подняла взгляда. Забавно было смотреть на нее при свете: тонкие пряди темно-каштановых волос были обрезаны сразу под подбородком резким взмахом ножниц. Потом она посмотрела на Гидеон. Казалось, она совершенно не обижена.

– Мой некромант говорил с твоим. Мой сказал, что ты должна быть трупом. Ты дышишь?

– Вроде да.

– Кровью плюешься? А в моче она есть?

– Слушай, я, конечно, всю жизнь мечтала о таком разговоре, но я в норме. Ха… моя некромантка преувеличила.

Это вроде бы задело чувства Камиллы. Взгляд ее потеплел. Уж она-то знала, что такое преувеличивающий некромант.

– Очень есть хочу разве что. Ну как, по-твоему, я в порядке?

– Да, – ответила Камилла и вытащила из сумки какую-то неприятную стеклянную штуку, – это меня и беспокоит. Страж сказал, что ты будешь в коме. Бери.