Тэмсин Мьюир - Гидеон из Девятого дома

Гидеон припомнила Сайласа Октакисерона: Восьмой дом никогда не забудет, что Девятый дом вовсе не должен существовать.

– И ты говоришь, что в десять лет – десять! – ты взломала замок на гробнице, вломилась в древний склеп и пробилась через древнюю таинственную магию, чтобы посмотреть на мертвеца, хотя твои родители утверждали, что это приведет к апокалипсису?

– Да, – ответила Харрохак.

– Почему?

Последовала еще одна пауза. Харроу смотрела в воду. В электрическом свете зрачки и радужка у нее были одного цвета.

– Я устала быть двумя сотнями трупов, – просто сказала она, – я уже достаточно выросла, чтобы понять, какое я чудовище. Я решила посмотреть на гробницу и, если я вдруг решу, что это того не стоило, подняться по лестнице… на самый верх Дома… открыть шлюз и сделать шаг.

Она посмотрела Гидеон прямо в глаза.

– Но ты вернулась. Я сказала Преподобной матери и Преподобному отцу, что я тебя видела. Я убила твоих родителей.

– Чего? Моих родителей убили мои родители. Я-то уж знаю.

– Но я им рассказала…

– Мои родители покончили с собой от страха и стыда, – напряженно сказала Харроу, – они полагали, что это единственное достойное решение.

– Я думала, что твои родители жили в страхе и стыде очень долго.

– А я не говорю, что не винила тебя. Винила… так было намного проще. Я долгое время делала вид, что могла их спасти, поговорив с ними. С ними и с Мортусом из Девятого дома. Когда ты вошла, когда ты увидела то, что увидела… когда ты увидела, что у меня ничего не вышло, я возненавидела тебя, потому что ты видела, что я чего-то не смогла. Мои отец и мать были не злые, Нав. Ко мне они были очень добры. Они затянули петли друг у друга на шее и помогли мне. Я видела, как они помогали Мортусу залезть на стул. Мортус не задал ни одного вопроса, он никогда ничего не спрашивал… Но я не смогла. Я убедила себя, что готова к этому. Я заставила себя смотреть, как мои родители… я не смогла сделать даже такой малости, которой от меня ждал Дом. Даже тогда. Ты не единственная, кто не смог умереть.

Крошечные волны тихо плескались вокруг.

– Харроу, – у Гидеон перехватило голос, – Харроу… прости.

Харроу распахнула глаза. Белки горели, как плазма, зрачки стали черней глубин Дрербура. Она прошла по дну, схватила Гидеон за мокрую рубашку и затрясла с такой силой, какую Гидеон никак не могла в ней заподозрить. Лицо у нее пылало от ярости, взгляд метал молнии отвращения.

– Ты извиняешься передо мной? – взревела она. – Теперь? Ты извиняешься, когда я посвятила всю свою жизнь разрушению твоей? Ты моя девочка для битья! Я делала тебе больно, потому что так становилось легче! Я существую только потому, что мои родители убили всех и обрекли тебя на жалкую мерзкую жизнь, и они убили бы и тебя, ни одной секунды не думая! Я всю жизнь пытаюсь заставить тебя пожалеть, что ты жива, потому что сама жалею о том, что жива! Я пожираю тебя живьем, а ты имеешь наглость говорить, что тебе меня жаль?

На губах у нее запузырилась слюна. Она хватала ртом воздух.

– Я пыталась тебя убить, Гидеон Нав! Девятый дом травил тебя, мы обращались с тобой, как с последним дерьмом, я взяла тебя на эту бойню в качестве своего раба, а ты не умираешь, и ты жалеешь меня! Убей меня! Ты победила! Я живу свою жалкую жизнь только твоей милостью, и видит бог, я заслуживаю смерти от твоей руки! Ты мой единственный друг. Без тебя я пропаду.

Гидеон сгорбилась, представляя, что ей предстоит сделать. Она потратила восемнадцать лет жизни на тьму и безумных монашек. В конце концов, это оказалось очень просто: она обхватила Харроу Нонагесимус и держала долго и крепко. Обе опустились в воду, мир стал темным и соленым. Преподобная дочь спокойно обмякла – норма для того, кому приходилось ритуально тонуть, – но, поняв, что ее обнимают, она забилась так, будто ей ногти вырывали. Гидеон ее не отпустила. Наглотавшись соленой воды, обе оказались в углу бассейна. Они обнимались, путаясь в мокрой одежде. Гидеон за волосы оторвала голову Харроу от своего плеча и принялась ее изучать: остренькое злобное личико, мрачные темные брови, бескровный изгиб губ. Осмотрела напряженно сжатые челюсти, отметила панику в темных глазах. Прижалась губами к тому месту, где нос Харроу граничил с лобной пазухой. Звук, который Харроу издала, смутил их обоих.

– Слишком много слов, – доверительно сказала Гидеон, – как насчет этого: одна плоть, один конец, сука такая.

Некромантка Девятого дома покраснела так, что почти почернела. Гидеон положила руку ей на затылок и поймала ее взгляд.

– Давай, дура.

– Одна плоть – один конец, – невнятно повторила Харроу, а потом больше не смогла говорить.

Прошло очень, очень много времени, и адептка сказала:

– Гидеон, ты должна мне кое-что пообещать.

Гидеон провела пальцем по ее виску, убирая мокрую прядь волос цвета тени. Харроу вздрогнула.

– Я-то думала, что ты будешь унижаться, а я получу кучу преференций, но раз ты назвала меня по имени, то валяй.

– В случае моей смерти, – сказала Харроу, – если кто-то меня победит, ты должна меня пережить. Ты должна вернуться в Девятый дом и защитить Запертую гробницу. Если я умру, твой долг передо мной умереть не должен.

– Это мерзко, – укоризненно сказала Гидеон.

– Знаю. Знаю.

– Харроу, что за хрень там спрятана, что ты меня о таком просишь?

Адептка опустила тяжелые веки.

– За дверями обычный камень. Камень и гробница, окруженная водой. Я не стану мучать тебя подробностями магии замков, охранных заклинаний и барьеров. Просто учти, что у меня ушел год на те шесть шагов, и это меня почти убило. На дверях наложен замок крови, который среагирует только на кровь божественного некроманта. Но я знала, что должна быть лазейка, вход для верного и преданного хранителя гробницы. Я знала, что рано или поздно она мне откроется. Вода там соленая и глубокая, и она уходит с отливом, которого быть не может. Склеп очень маленький, а могила…

Она открыла глаза. Удивленная улыбка тронула ее губы, и лицо ее вдруг стало красивым. До сего момента Гидеон умудрялась этого не замечать.

– Могила сделана из камня и льда, Нав, лед никогда не тает, а камень еще холоднее. А внутри, во тьме, лежит девушка.

– Что?

– Девушка, дура желтоглазая. – Голос Харрохак упал до шепота, а голова в руках Гидеон стала очень тяжелой. – В Запертой гробнице покоится тело девушки. Ее уложили в лед, заморозили и положили ей на грудь меч. Ее руки покоятся на клинке, а запястья скованы цепями, идущими из могилы и уходящими глубоко под землю. И ноги у нее скованы цепями, а на горле лежит цепь… Нав, увидев ее лицо, я поняла, что хочу жить. Я решила жить вечно просто на случай, что она однажды проснется.