Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

Ни оружия, ни инструментов у него не было, но постепенно до него дошло, что в умелых руках инструментом могла бы быть и чужая неосведомленность, особенно в столь запутанной ситуации, в которой оказались все четверо. Суть была в том, что все они – и Тлам, и Квант, и Король, и сам Мартелс были абсолютно не осведомлены друг о друге и о возможностях каждого. Тлам, например, считал невозможным то, что сам Мартелс считал вполне вероятным; Квант, какими бы мотивами он ни руководствовался, только начинал освобождаться от надменного презрения, которое питал к аборигену и Мартелсу, а Король, хоть он и сомневался в том, что ему поведали, верил в то, что видел – что перед ним одинокое и несчастное человеческое существо, травмированное и физически, и умственно. Шансы увеличивались еще и потому, что молчаливый страж вряд ли был вообще осведомлен о состоянии дел, а башня, насколько это было видно с этой верхотуры, была заполнена тучей самодовольных созданий, которые были озабочены только тем, чтобы доказать сидящим внизу свое превосходство и высокий статус.

В пользу Мартелса работало и еще нечто, что он принес с собой из своего прошлого. Лишенное рационального зерна презрение к пернатым, сформированное Мартелсом еще в детстве, не позволило Королю во время допроса лишить его самообладания. Ничего особенного в этом не было, и Мартелс презирал своего стража не больше и не меньше, чем всю эту свору. Поэтому, если он решит убить это чудище, решение это никоим образом не повлияет на его эмоциональное состояние, и страж, ничего не заподозрив, может быть застигнут врасплох. В этом случае сами механизмы телепатии были на стороне Мартелса.

Но сделать это нужно быстро. Шоковая волна от внезапной смерти может быть закамуфлирована иными смертями, которые, конечно же, постоянно случаются в окружающих джунглях, и ее могут просто не заметить, но нужно быть предельно точным и осторожным, чтобы не поднять тревогу. Дело можно будет решить одним резким ударом ребра ладони в горло – хорошо отработанный прием карате. Мартелс никогда в жизни не применял этого приема, а когда видел нечто подобное в криминальных телесериалах, к горлу его подступал приступ тошноты, но пробный удар ребром правой ладони по собственной левой руке убедил его в том, что этот инструмент гораздо эффективнее кулака. А у Птиц – каких бы они ни были устрашающих размеров – кости полые.

Удар заставил Кванта вскрикнуть, и Мартелс усмехнулся. Еще лучше. Квант теперь совсем не в теме.

Самой большой глупостью со стороны Птиц была следующая: они считали, что люди не умеют летать, в чем их, вероятно, убедило состояние современной им человеческой цивилизации. Уже сами условия заключения, которое они придумали для Мартелса, были тому свидетельством.

Сидя по-прежнему спиной к своему стражу, Мартелс заставил Тлама поработать – тот своими проворными пальцами принялся развязывать и вытягивать из шкур крепившие их шнурки.

Оказалось совсем неважным то, что Мартелс никогда в жизни не использовал приемы карате, да и иных боевых искусств. Тлам, который, конечно же, ничего о карате не слышал, провел прием быстро и эффективно. Но Тлам умел ребром ладони ломать не только кости, но и бамбук, и через несколько минут после смерти стража в руках Мартелса оказались пять острых как бритва бамбуковых ножей.

В несколько минут скелет был освобожден от позвоночника, а голова отделена от туловища. Расправив перья на крыльях, Мартелс набросил то, что осталось от птицы, на бамбуковую Т-образную раму, привязав с помощью кожаных тесемок, которые, повинуясь неодолимому чувству голода, Тлам жевал большую часть ночи. Как только это было сделано, Мартелс заставил Тлама покрыть тесемки кровью убитого стража – свернувшись, кровь будет играть роль клея. Не бог весть, какой клей, но ничего лучшего под руками не было.

Мартелс начал все это за некоторое время до рассвета, когда, как он полагал, ночные птицы теряют бдительность и плохо видят. Ужасная машина благодаря ловкости рук Тлама была закончена примерно через час – со всеми необходимыми петлями для рук, ног и груди. Пока кровь подсыхала, издавая, словно от боли, поскрипывающие звуки, Мартелс определил, с которой из сторон башни шел восходящий поток посильнее. К его удивлению, этой стороной оказалась северо-восточная.

Квант был вынужден за всем этим наблюдать с озадаченным изумлением. Он был буквально ошарашен убийством Птицы-стража, а на последующие таксодермические упражнения Мартелса взирал уже даже с некоторым удовольствием. Беспокойство им овладело лишь тогда, когда Мартелс принялся вдевать руки и ноги в петли, но преодолеть его сопротивление, хотя и нехотя, Мартелсу помог Тлам.

Подобно Икару, покрытому слоем свертывающейся крови, Мартелс сделал несколько длинных прыжков по пружинящему полу. А когда Квант наконец понял, с чем он имеет дело, странный симбиоз птицы и человека уже вылетел из северо-восточного окна башни и камнем ринулся вниз, по направлению к земле. Тлам держал руки раскинутыми в стороны, и Мартелс изо всех сил старался сделать так, чтобы тот не ослабил размах. За маховыми перьями следить времени уже не было.

Мартелс слегка согнул колени, затем вновь разогнул их. Ничего не произошло – у них по-прежнему не было достаточной скорости. Поверхность земли неумолимо приближалась.

А затем нахлынуло ощущение подъема, которое ни с чем не спутаешь, которое так хорошо знакомо пилотам небольших самолетов, и, пожалуй, только им. Луг, на который они падали, ушел куда-то назад, а спереди надвинулась граница джунглей – полет постепенно превращался в горизонтальный. Мартелс вновь согнул ноги в коленях. Теряя позади перо за пером, подобно неряшливой комете он несся над неясно видимыми темно-зелеными кронами деревьев. Густой, пропитанный туманами сочный воздух джунглей поднимался, чтобы поприветствовать встающее солнце, он бил в грудь Мартелса упругими волнами и – о, чудо! – он почувствовал, что парит над лесом, подобно птице.

Мартелс не знал, как долго продержится в воздухе его ненадежный глайдер и насколько у него самого хватит сил, чтобы летать. Кроме того, решимости его противостояло нечто, похожее на ужас, и это чувство, менявшее гормональный баланс их общего тела, исходило от Кванта. Мартелс нырнул вниз и развернул на юг, надеясь на очередной восходящий поток, который позволит им набрать высоту.

Перед Мартелсом в лучах утреннего солнца вставала стена тумана, отмечавшая северные границы Антарктики. Там, за этой стеной, вероятно, обитал некто, способный помочь ему вырваться из этого безумного кошмара, некто, абсолютно безразличный к тому, что с ним происходит.

Ближе к полудню справа и спереди появились горы, и вскоре потянулись грядами высокие холмы, через вершины которых Мартелсу пришлось перелетать. Воспользовавшись потоком, он пошел вверх, но в конечном итоге оказался гораздо выше, чем требовалось; его занесло на высоту в семь тысяч футов, и температура там приближалась к точке замерзания, так что Мартелсу пару тысяч пришлось сбросить, сделав снижение максимально пологим.