Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

– И не надо думать, – сказал Руллман на общем собрании колонистов в самой большой пещере лабиринта, – что гора и на этот раз сможет нас защитить. Я уже говорил вам, но повторю снова: кульминационная точка в нынешнем году совпадает с пиком цикла солнечных пятен. Вы все видели, что в это время происходит с погодой на Юпитере. Мы можем ожидать тех же результатов в соответствующем масштабе на Ганимеде. Проблемы возникнут, как бы хорошо мы ни подготовились. Мы можем надеяться только на то, что неминуемый ущерб будет минимальным. Все, кто считает, что мы выйдем из всего этого целыми и невредимыми, слушайте меня очень внимательно.

Последовала хорошо рассчитанная драматическая пауза, встреченная единодушным молчанием. Ветер был слышен даже здесь, он выл в выпускных и входных отверстиях вентиляционной системы, усиливался и дополнялся бесконечными отзвуками металлических воздуховодов, простиравшихся под горой на долгие мили. Шум служил напоминанием о том, что в разгаре приближающейся бури внешние входы и выходы будут закрыты, и все под горой будут дышать рециркулирующим воздухом. Через мгновение всеобщий вздох, непроизвольная реакция на столь легко прогнозируемое будущее, прошелся по рядам аудитории Руллмана. Он улыбнулся:

– Не хотел вас напугать. Верьте, у нас все получится. Но не стоит недооценивать ситуацию, и, имейте в виду, я не потерплю никакого разгильдяйства во время подготовки. Особенно важно сейчас сохранить все внешние конструкции, так как они понадобятся нам к концу следующего юпитерианского года. На самом деле даже задолго до конца следующего юпитерианского года, если все пойдет по плану.

Улыбка внезапно погасла.

– Надеюсь, мне не нужно повторять некоторым из вас, насколько важно для нас плановое завершение этого проекта, – тихо сказал Руллман. – Возможно, времени у нас в обрез, и копы Порта скоро решатся на штурм. Меня удивляет, почему они до сих пор на это не пошли, особенно с тех пор, как мы дали пристанище беглецу, которого они преследовали вплоть до нашей атмосферы. И не нужно думать, что они оставят нас в покое.

Тем из вас, кто наслышан о проекте лишь в общих чертах, я могу только сказать, что все это гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Существование всего человечества в условиях космоса может определиться по результатам этого проекта; и мы не имеем права допустить, чтобы нас кто-нибудь или что-нибудь остановило, будь то Земля или погода. В противном случае вся наша отчаянная борьба за выживание бессмысленна. Я рассчитываю, что каждый из вас готов сделать все возможное, чтобы этого не произошло.

Суини с трудом понимал, о чем говорил Руллман, когда упоминал о «проекте». Было очевидно, что это как-то связано с лабораториями пантропии, а также имело отношение к тому космическому кораблю, на котором прибыли сюда первые колонисты. Суини нашел его в тот же день: он стоял в пусковой шахте и практически в точности походил на тот корабль, который увез его с Луны, чтобы он мог начать новую, свободную жизнь. Этот корабль колонистов, насколько Суини смог определить, в общих чертах осмотрев его (если, конечно, вообще можно было доверять такой оценке), был предназначен для длительного путешествия нескольких человек или для короткого путешествия многочисленного экипажа.

А больше Суини ничего не знал о «проекте», кроме еще одного факта, казавшегося случайным: это было как-то связано с долгосрочными планами колонии по решению проблемы потери незафиксированных генов. Возможно (никто не был в состоянии оценить возможности лучше, чем Суини), единственной связью между этим фактом и самим «проектом» была их долгосрочность.

В любом случае, Суини знал, что лучше не задавать вопросов. Буря, бушевавшая внутри него, представляла собой проблему посильнее бурь, опустошавших Ганимед, или гигантских штормов, которые в предсказуемом будущем могли разрушить этот мир дотла, не оставив ничего живого. Он не умел мыслить категориями общества, пусть даже и небольшого. Упоминания Руллмана об общественном идеале были совершенно непонятны Суини. Во всей Солнечной системе он оказался самым что ни на есть рафинированным индивидуалистом – не по природе, а по замыслу.

Возможно, Руллман обратил на это внимание. Но в любом случае задание, данное им Суини, скорее всего, было рассчитано на то, чтобы заключить одиночку в пространство полной изоляции, которой он так боялся; возложить бремя агонизирующего решения исключительно на плечи человека, вынужденного сделать свой выбор; или же необходимостью послать предполагаемого шпиона Порта туда, где тот нанес бы наименьший вред, тогда как все внимание колонии сосредоточится на чем-то важном. А возможно, и даже скорее всего, ученый вообще не задумывался о каких-либо мотивах; в любом случае, имели значения лишь его действия.

Он послал Суини на метеорологическую станцию южного полюса, где тот должен был оставаться на протяжении всей экстренной ситуации.

Там абсолютно нечем было заняться, кроме как следить через иллюминаторы за «снежным» банком кристаллов метана и поддерживать станцию в порядке. Приборы сами сообщали на базу все необходимые показатели, поэтому в особом присмотре не нуждались. Возможно, в разгар кризиса Суини и придется некоторое время чем-то заниматься, а возможно и нет. Это все будет зависеть от обстоятельств.

А пока в его распоряжении была уйма времени, чтобы задавать вопросы, но увы, их некому было задавать, кроме как самому себе и воющему, постоянно усиливающемуся ветру.

И это было лишь началом. Суини прошел пешком всю дорогу до «эйч» Хоува, чтобы вытащить радиопередатчик, который он когда-то спрятал там, а затем вернулся на метеостанцию. На все про все ему понадобилось одиннадцать дней, в течение которых он приложил столько усилий и испытал столько лишений и трудностей, что Джек Лондон мог бы написать о таком целый роман. Но для Суини это не означало ничего; он не знал, следует ли ему использовать этот передатчик, когда он вернется. Можно было бы сложить сагу о его одиноком путешествии, но он понятия не имел, что такое сага, и что путь его был вымощен болью и страданиями. Ему не с чем было сравнивать, он не читал художественных и документальных произведений, живописующих лишения, и не мог себе вообразить ничего подобного. Он мерил свою жизнь по тому, как менялись обстоятельства, а наличие радиопередатчика в его руках не давало никаких ответов на задаваемые самому себе вопросы. Действовать же дальше можно было лишь при наличии ответов, которые никак не желали появляться.

Возвращаясь на станцию, он заметил птичку. Она нырнула в ближайшую расселину, как только его увидела, однако на мгновение он ощутил, что больше не один. Он не видел ее, но время от времени думал о ней, ощущая незримое присутствие.