Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

Могло быть и хуже.

– Да пошли вы на хуй, боги , – устало говорит он. – Хватит с меня. Свод… уничтожь узы, освободи Источник.

Он видит, как по их лицам волной проходит потрясение. Спокойствие темной королевы Фирфирдар тает, Хойран в ярости скалит клыки. Квелгриш роняет прижатое к черепу, пропитанное кровью полотенце – и он видит рану, которая на самом деле глубока. Змеи Моракина недоверчиво шипят в унисон с подрагивающим языком, что вырывается из его собственного красивого рта…

Он готов расплатиться всем, что вот-вот случится, за возможность увидеть это выражение на их физиономиях.

– Ссал я на всех вас! – кричит он сквозь постоянно усиливающийся ветер. – Ссал я на ваши самодовольные планы, судьбы и легендарную ложь. Убирайтесь на хуй обратно в реальный мир и играйте в свои пустые игры, раз уж они вам нужны. Кое-кто уже вырос из этого дерьма.

– Источник освобожден, – говорит Свод Правил и Связующая Сила, и Рингилу кажется, что в голосе звучит намек на облегчение. – Уничтожение уз воспоследует. Всем когерентным существам необходимо покинуть раненые пространства, пока еще есть время…

– Что ты творишь?! – вопит Фирфирдар, в отчаянии перекрикивая ветер. – Это безумие, оно никому не пойдет на пользу. Ты не можешь так поступить!

– Все кончено , – мрачно говорит он ей. – Я бы на твоем месте убирался отсюда, пока еще можно.

К такому выводу, похоже, уже пришли остальные члены Темного Двора. У него на глазах они поворачиваются и растворяются. Квелгриш тянется к ране на голове и раздраженно дергает что-то внутри, Астинхан осушает кружку и с отвращением швыряет прочь, Даковаш… он что, на миг склоняет затененное полями шляпы лицо, будто салютуя Рингилу? Хойран, Моракин – все прочие тоже исчезают, и Владычица Игральных Костей и Смерти уходит последней. Их силуэты искажаются, тускнеют, и одновременно шум ветра превращается в вой, а нечто огромное – с щупальцами, такое, на что нельзя смотреть прямо, – извивается, карабкается в пустоту, устремляется к небу, где спешат куда-то тучи…

И исчезает.

От горизонта до горизонта на Серые Края обрушивается тишина. Когти Солнца рассыпаются на осколки, а потом превращаются в ничто. Если призыватели бури из клана Талонрич еще были где-то рядом, с ними, похоже, случилось то же самое, что и с их оружием. Уходящий Источник утащил их за собой.

Покров туч над головой разделяется, голос ветра опять стихает до унылого плача.

Рингил, шмыгнув носом, смотрит вниз по склону – туда, где его ждут двенды. Он делает пару шагов к ним, и стоячие камни отказываются двигаться следом. Они так же неподвижны и бесстрастны, как в ту ночь, когда Ситлоу впервые завел его в круг. Та сила, которую он заимствовал у них, исчезла, как и почти всё – и все, – что его окружали здесь.

– Ну и ладно.

Он не очень удивлен.

– Ну что? – вопит командир двенд. – Видишь? Сами камни обернулись против тебя. Как ты теперь будешь защищаться, смертный? Как ты собираешься избежать мести Сияющего Народа?

«Четверть унции крина не помешала бы», – приходит ему в голову смутная мысль.

Небо снова тускнеет.

Между ним и двендской ордой появляется высокая фигура в залатанном плаще. Лицо вновь прибывшего закрывает тень от полей шляпы. Даковаш, Соленый Владыка, вернулся – несомненно, чтобы съязвить напоследок.

Рингил поднимает бровь.

– Что-то забыл?

– Слишком многое за столько тысячелетий. Чересчур многое. – Голос бога звучит устало, но его привычное раздражение как будто перешло в нечто более продуманное. – Впрочем, неважно. Ты просил это.

Он протягивает открытую ладонь. На ладони, сложенной чашечкой, лежит темный, с золотистыми вкраплениями шарик кринзанца.

Гил устремляет на него долгий взгляд. Потом протягивает руку, берет предложенное, раскатывает большим и указательным пальцем и сжимает, пока оно не становится гибким и теплым.

– Я не передумаю, – предупреждает он Соленого Владыку.

– Теперь ты не сможешь, даже если захочешь. – Под тенью шляпы мелькает тонкая улыбка, как будто Даковаш чувствует, как от его слов в груди Рингила просыпается холодок. – Источник не лгал. Прорехи, оставленные Стерегущими Книгу, быстро закрываются. Они уже слишком узки, чтобы сквозь них мог протиснуться смертный.

– Выходит, ты рискуешь, вернувшись сюда?

Бог скромно пожимает плечами.

– Ничего, справлюсь. Честно говоря, мне не помешает чуток поупражняться.

Рингил сует крин в рот и жует, пока тот не превращается в кашицу. Он кивает на двенд, ожидающих внизу.

– А что же они?

Соленый Владыка задумывается.

– Ну, кое-кто из них смог бы. Самые сильные отыскали бы путь назад, если бы поторопились. Но куда бы их в конце концов ни занесло, это был бы не твой мир. Как единая сила они разбиты.

– Все по плану, да?

Он не в силах сдержать горечь в голосе.

– По одному из планов, да. Хотя правда в том, что ты с тем же успехом мог бы стать их славным вождем.

– Я, мать твою, чуть не стал.

Даковаш снова улыбается из-под шляпы.

– Нет, я имею в виду тебя, Рингил Эскиат, – ты мог бы привести двенд к победе над югом. Это был один из возможных исходов, которые мы предвидели. Или же ты мог спасти Империю и воссесть на трон, но с теневой гвардией двенд, которые бы охраняли тебя по ночам и вселяли ужас в сердца твоих подданных. Ты бы воспользовался ими, чтобы разорвать Цитадель на части, – и в дыру, оставленную Откровением, вновь вошли бы мы.

Было так много планов, возможностей, концовок. Ты дал нам эту. В конечном итоге Стерегущая Книгу увидела тебя более ясно, чем мы предполагали.

– Ты не выглядишь слишком расстроенным.

Божество пожимает плечами.

– Игра заканчивается. Иногда мы выигрываем, иногда проигрываем. Если относиться к этому слишком серьезно, можно и не выжить.

– Другие, похоже, были в бешенстве.

– Это пройдет.

Рингил втирает пальцем в десны последние зернистые следы крина. Наркотик уже разжег ледяное пламя в его голове.

– Почему ты мне помогаешь? Зачем вернулся вот так?

– Зачем, почему? Разве ты не знал, что маджаки считают меня самым капризным и импульсивным из всех Небожителей?

– Ага, да и твоя репутация как члена Темного Двора ничуть не лучше. Это не ответ.

– Что ж … – Даковаш опять улыбается, и на этот раз Рингилу кажется, что его улыбка печальна. – Давай просто сойдемся на том, что ты мне напоминаешь… кого-то, кого я знал давным-давно.

– Выходит, ты не только капризен, но еще и склонен к ностальгии.

Бог склоняет голову.

– Можно сказать и так.