Ричард Морган - Темные ущелья [litres]

Разве нет?

Если у бога и есть ответ, Гил его не слышит.

Двенды бросаются навстречу Рингилу. Шеренги поднимаются, и под ногами у них хрустит камень. Тут и там в тусклом свете блестит изгиб забрала или острие клинка. Рингил кивает самому себе.

– А известно ли вам , – сообщает он тоном светской беседы, – что именно позволяет мне считать, что вы не демоны и не боги?

Ответом ему становятся жгучая ненависть и напряженный пронзительный вопль, с которым двендский командир бросается в атаку. Рингил не сходит с места, принимает удар олдрейнского клинка и уводит его в сторону кириатской сталью. Мечи сцепляются и враги оказываются лицом к лицу – двенда и человек одинаково скалят зубы от усилий и ярости. Рингил шипит над скрещенной сталью:

– Вы грозите пытками детям, превращая это в свое оружие, вы призываете пламя и погибель на безоружные толпы…

Командир двенд рычит и усиливает натиск, пытаясь вырваться из клинча. Рингил удерживает позицию. Это совсем легко и почти не требует усилий. В голове у него все вопит и ликует от крина. Его голос перекрывает рычание олдрейна.

– … и вы оставляете позади себя тысячи жертв, обреченных на вечные рыдания. В этой хрени нет ничего демонического, совсем ничего. Для такого демоны не нужны.

Клинки то опускаются набок, то поднимаются вновь. Рингил наклоняется к двенде и переходит на шепот:

– Ваши поступки – это поступки людей. Заблудших обезьян, бормочущих в тумане. Вот кто вы такие и кем всегда были…

– Нет! Это не так! Мы…

– …а я таких людей, как вы, убивал всю свою гребаную жизнь.

Лицом к лицу с противником, в дюймах от расстояния, позволяющего пронзить плоть, Гил умудряется чмокнуть двенду. Тот рычит и опять пытается обернуть клинч в свою пользу.

Рингил ему это позволяет, внушая мысль о победе.

Клинки с трепетом и скрежетом скользят. Два бойца разворачиваются вокруг точки сцепления, и двенда кидается вперед с пронзительным торжествующим криком. Гил делает резкий и быстрый шаг ему навстречу, бьет локтем в лицо, обхватывает ногой лодыжки, толкает. Двенда теряет равновесие. Друг Воронов с визгом и скрежетом размыкается с другим клинком, взмывает и опускается вновь.

Отрубает олдрейнскому командиру голову.

Кровь бьет фонтаном, голова повисает на лоскуте кожи. Тело на несколько секунд замирает, прежде чем рухнуть в траву, словно в нем растаяли все кости. Рингил запрокидывает голову, кровь капает ему на лицо как дождь. Он воет, контрапунктом к плачу ветра, оплакивая все, чего никогда не имел и теперь уже не получит. Сквозь кровавую завесу в поле зрения обращает взгляд на ряды стоящих впереди двенд.

– Вы люди – вы не более чем люди, – кричит он им. – Вы такие же, как я.

А теперь пришло время умирать.

Он мчится вниз по склону, охваченный свирепой радостью, навстречу клинкам и ненависти, которые его ждут.

Так называемая Имперская дорога на юг от Ишлин-ичана представляла собой ничем не примечательную полосу серого цвета, пересекавшую степь, немногим шире заурядной тропы погонщиков скота. С этого конца она змеей приближалась к южным воротам города через примятую траву и обрывалась на участке каменистой земли. У ворот едва хватало места для разворота повозки, не говоря уже о том, чтобы вместить двести одиннадцать скаранакских всадников. Поэтому сделали, как предложил Марнак: две избранные дюжины выстроились почетным караулом вдоль обочин дороги вместе с морпехами и гвардейцами, а Арчет в это время прощалась. Остальным пришлось собраться на некотором расстоянии в траве или отправиться с лошадьми к водопою, пока не пришло время уезжать.

– Возможно, это к лучшему, – заметил Карден Хан. – Так много скаранаков у стен города не бывало с той поры, как три года назад случилась резня у Излучины Ленты. Весь Ишлин-ичан из-за этой банды очень нервничает, они будут рады, когда вы их заберете.

Лошадь за ее спиной вскинула голову и топнула копытом. Звякнула, зазвенела железная упряжь.

– Я и сама буду рада отправиться в путь, – сказала полукровка.

Его лицо немного вытянулось.

– А вы не могли бы просто… упомянуть императору, что это, ну, не лучший пост для человека моих лет и опыта. Я был бы благодарен.

– Будьте уверены, так и поступлю. Вы мне очень помогли, господин Хан. Джирал об этом услышит, даю слово.

– Да. – Судя по виду, легат не очень-то ей поверил. Он откашлялся и поспешил дальше: – Так или иначе, довольно мощное войско. Никто не скажет, что вы возвращаетесь в Ихельтет с пустыми руками.

«И еще сотня присоединится к нам ниже по реке, у брода Сломанной Стрелы, если Марнак сдержит слово».

После смерти Полтара и ее собственной внезапной славы в качестве возрожденной Ульны Волчьей Погибели – «или как там ее…» – у дверей посольства выстроилась очередь молодых скаранаков, жаждущих записаться в ее отряд и отправиться на юг, поглядеть на Империю. Марнак отсеял тех, что были с причудами, а также безнадежно юных, позаботился, чтобы остальные поняли, на что подписываются, а потом сам поклялся на крови служить ей верой и правдой, чтобы скрепить соглашение. Теперь, заверил он, они будут сражаться за нее и при необходимости умрут, как если бы в ее жилах текла скаранакская кровь.

Такая вот кавалерия из трех с лишним сотен наемных степных кочевников.

Едва ли это можно было назвать тем богатством, той добычей, которую обещала их миссия, и уж подавно – возвращением с триумфом. Но в пору войны и нужды, пожалуй, такой подарок не был слишком уж незначительным, чтобы не прихватить его, возвращаясь домой.

Ну что есть – то есть. А Джирал пусть ворчит и ноет, сколько ему захочется.

Она еще раз пожала руку Хану, пробормотала положенные слова прощания и добрые пожелания. Потом вскочила на лошадь и развернула ее к югу. Канан Шент и остальные гвардейцы без единого слова построились с флангов. Морпехи чуть менее ловко направили своих скакунов в ту же сторону. Арчет еще раз кивнула легату, наклонилась и, тихонько цокнув языком, пустила лошадь ровной рысью по дороге.

Когда полукровка проезжала мимо выстроившихся на обочинах скаранаков, каждый из мужчин слева и справа бил себя кулаком в грудь и склонял голову.

А потом следовал за нею.

Марнак согласился ехать до самого брода. Он должен был проследить за новыми людьми, когда они прибудут, убедиться, чтобы они плавно влились в существующие ряды. На этот отрезок пути должна была уйти пара дней, и ему не помешало бы провести какое-то время вдали от дома. Эршал и шаман умерли слишком недавно, он был слишком тесно замешан в том, что случилось. Несмотря на его дружбу с Ульной Возрожденной, в лагере царило определенное напряжение, и от слухов, что после гибели Эршала некоторые скотовладельцы собираются выдвинуть его на пост вождя, оно ничуть не ослабевало.