Кристель Дабо - Граница миров

«Двух?» – молча удивилась Офелия. Генеалогисты произвели куда больше отголосков.

– Нам неведомо, как наши далекие предки использовали это открытие, но в конце концов они замуровали пещеру. Рог изобилия превратился в легенду. И в один прекрасный день, намного позже, в Вавилоне, разоренном войной, армия случайно обнаружила его, когда вела поиски залежей чего-то ценного в подземельях бывшего имперского города.

Лазарус словно рассказывал историю самому себе, впав в такую мечтательность, что даже позабыл про Индекс.

– Это стало началом extremely продвинутых экспериментов. Военные заметили, что вблизи отражающих субстанций частица увеличивается. – Лазарус по очереди указал на гигантские параболы, заставляющие вращаться калейдоскопы. – Чем больше росла частица, тем многочисленнее становились отголоски. Здесь ступала сама Евлалия Дийё! – воскликнул Лазарус, явно борясь с желанием поцеловать землю у своих ног. – Бомбардировки положили конец экспериментам, Великий Раскол разнес старый мир на кусочки, и Рог изобилия снова погрузился в забвение. Пока я не вывел его оттуда! Идею трансмутации трудно принять, – признал он. – Вот почему я соорудил в центре города фальшивую фабрику, а в своих роботов встроил код самоуничтожения, чтобы сохранить тайну их изготовления. Но уже близок день, когда я смогу обнародовать результаты моих исследований, не боясь шокировать общественное мнение. Амбруаз!

Подростки, суетящиеся вокруг новых роботов, разом повернулись к Лазарусу.

– Устроим маленькую демонстрацию для нашей гостьи.

– Хорошо, профессор.

Их мягкие голоса прозвучали словно хорал под высокими сводами пещеры. Офелия почувствовала, как шарф сжался одновременно с ней. Никто из этих воплотившихся отголосков никогда не станет ее Амбруазом, которого она научилась понимать. Все они довольствовались тем, что подражали исчезнувшему образцу, но их взгляды оставались пустыми, словно внутри никого не было.

– И стена – это белый запах, сошедший с ума… – продекламировала Секундина.

Один из Амбруазов вытащил ключ, и тот переходил из одной деформированной руки в другую, пока не оказался у Амбруаза, стоящего рядом с клеткой. Замок был снова открыт. Цепочка повторяющихся движений, и из вагонеток были доставлены предметы.

Каждый раз совершался один и тот же ритуал. Амбруазы клали предмет в прекрасном состоянии внутрь клетки: стул, пакет риса, пару обуви. Ждали, пока материя распадется, а потом будет воссоздана искоркой. Затем забирали неузнаваемые копии, которые приобретали окончательную форму только после наложения печати: колченогие стулья, сгнивший рис, обувь, которую невозможно надеть.

Торн с предельной сосредоточенностью анализировал весь процесс. Даже сейчас, попав в ловушку в недрах Центра, он думал только о том, как использовать эту искорку в своих целях.

Лазарус аккуратно провел носовым платком по прутьям клетки, словно речь шла о раме картины.

– Код нужен лишь для того, чтобы стабилизировать отголосок в материи и в рамках возможного исправить возникшие несовершенства. Без него отголоски долго не продержатся. На основе одного пожертвования Рог изобилия производит множество дубликатов. Это очень выгодно. In fact , он может даже воспроизводить новые отголоски на основе уже материализовавшегося, но, увы, чем больше мы отдаляемся от первоначального образца, тем сильнее у дубликатов проявляются конструктивные недостатки.

Чтобы проиллюстрировать свои утверждения, он постучал по тюрбану Амбруаза, у которого были уши на месте глаз и вывернутый наизнанку нос.

– Тот Амбруаз, который жил все эти годы у меня, принадлежал к первому поколению отголосков. Видите ли, мой старый друг стал добровольцем, вошедшим в эту клетку. Он пожелал трансмутироваться в эраргентум, прожить этот опыт изнутри. Он отличался несравненной научной любознательностью! На самом деле, my dear , – сказал Лазарус, подмигнув Офелии, – тот его отголосок, с которым вы общались, всего лишь бледное его подобие. Похожее, конечно, даже трогательное, но всё же подобие. В некотором роде он был самым первым моим роботом, задолго до Уолтера. Хотя бы поэтому мне его будет очень не хватать.

– Позади каждой кометы плачут завесы…

Офелия почувствовала, как ее охватывает отвращение, гадливость, единственным объектом которой был Лазарус. Сам он так увлекся собственной речью, что не обращал никакого внимания на бессвязные речи Секундины.

– Но всё это в прошлом! – воскликнул он, потирая руки. – Вы теперь одна из наших, my dear , вы и ваш отголосок. Вы повторите чудо, которое Евлалия и Другой совершили именно здесь несколько веков назад: воплотите отголоски, которые не будут ослабленными версиями своих образцов, а напротив, превзойдут их по всем пунктам. Если наши Духи Семей изначально были простыми людьми, только подумайте, какие дивные дела мы сможем совершить. Вкуснейшая еда вволю! Райские земли сколько хватает глаз! Общество мужчин и женщин, которые могут предаваться искусствам, философии и самосовершенствованию! Наши имена навсегда войдут в Историю, великую Историю, с большой буквы.

Офелии показалось, что ее ноги налились свинцом, а сандалии вросли в пол. Старый бесправный всё поставил на нее, чтобы самому вырасти в героическую фигуру, а она не имела ни малейшего представления, что же, как предполагается, ей следует сделать. Вступить в диалог с отголоском, чье существование она заметила всего четыре раза? Ждать от него откровений, которые превратят ее в обладательницу величайших истин известной и неизвестной вселенной? Она спрашивала себя, как только ей в голову могло прийти использовать этот Рог изобилия, чтобы вернуть человечность Евлалии Дийё и отправить Другого обратно в зеркало.

Офелия снова подняла глаза на Торна, который во весь свой рост встал между нею и клеткой. Его бесконечная тень напоминала выплеск чернил, которые стекали с каблуков. Он молча вглядывался в крошечную искорку рядом с ним, такую близкую и недоступную. Он не мог завладеть ею и даже приблизиться вплотную, но его тело было напряжено, как натянутый лук, неспособный отказаться от цели. Он изо всех сил пытался нащупать решение.

А Секундина замолчала.

Офелию внезапно потрясла жестокая очевидность. Торна не было на рисунке, который показывал Лазарус.

– Осторожно!

Секундина словно ждала этого сигнала. Она ринулась на Торна, который развернулся к ней с металлическим скрежетом, удивленно вскинув брови. Он был выше ее в два раза и не из тех людей, которых легко сбить с ног. Если бы нападающим был кто-то другой, он без всяких колебаний пустил бы в ход когти, но Офелия заметила, как сверкнули его глаза между распахнувшимися веками – решение следовало принять немедленно. И он позволил толкнуть себя назад. Его ножной аппарат переломился с металлическим лязгом, разметав болты и гайки.