Кристель Дабо - Граница миров

Секретариум напоминал выпотрошенную планету. Внутри остался только второй парящий глобус, миниатюрная копия внешнего вместилища. Повинуясь простому жесту Другого, он распался в свой черед, породив тучу пыли и паутины и явив потайную комнату, до того скрытую в нем. А в центре комнаты – висящее в пустоте зеркало.

Лестница, подчиняясь воле подземной механики горных пород, поднялась еще выше, до комнаты Евлалии Дийё.

Элизабет смотрела на витающие вокруг нее перфокарты. Борясь с головокружением, от которого спазмами сводило желудок, Офелия одну за другой преодолела последние разделяющие их ступени.

– Ты придумала код Книг. Ты писала сказки под инициалами Е. Д. Ты подружилась со старым комендантом. У тебя был хронический насморк.

– Прекрати!

Этот повелительный окрик исходил изо ртов Другого. Они вы´сыпали у него на лице, на шее, на спине и на животе. Отростками плоти он ухватил Элизабет за волосы, Офелию за шарф и бросил обеих на пол комнаты. Двойной удар, двойная боль. Поверхность висящего зеркала уже колебалась; Изнанка отреагировала на приближение обеих Евлалий, настоящей и ложной, требуя себе лишнюю.

Половицы скрипели, как плот, под тяжестью Другого, когда он шел, перебирая множеством ног и размахивая множеством рук. Глаза, распустившиеся на каждой частице его кожи, были устремлены на Офелию. А сквозь ее разбитые очки проступал еще более множественный его образ. Она оперлась на исцарапанные локти, чтобы доползти до скорчившейся рядом Элизабет, мертвенно-бледной под россыпью веснушек.

– Это была твоя комната. Ты проводила здесь долгие часы за пишущей машинкой. Отсюда ты слушала, как растут дети, которых ты создала. Помнишь, ты мне говорила, что ты из многодетной семьи? Вот они и были твоей семьей. Тебя никто не бросал у незнакомцев. Это ты сама ушла на Изнанку. Ты попросила меня освободить тебя, я проделала разрыв, и ты выбралась из зеркала там, где сама захотела, – на Вавилоне, в каком-то случайном доме. Это было твое решение, так отвечай за него. Только ты можешь вразумить свой отголосок.

Элизабет уставилась на нее из-под опухших век, успевших приобрести фиолетовый оттенок.

– Мне очень жаль, – пролепетала она. – Это всё ужасное недоразумение.

– Зря стараешься, – прервал их Другой. – Эта предательница вернется в зеркало. А ты, бедное дитя, умрешь здесь. Я жестью накажу… то есть я ненавижу жестокость, но ты дважды перехитрила Изнанку, и третьего раза я не допущу.

Едва один рот Другого произнес эту фразу, как ее тут же подхватили остальные рты. Но Офелия не боялась. Это было нечто куда большее: она вся была соткана из чистого страха. Старуха, монстр, красный карандаш… Она подняла глаза за треснувшими очками к десяткам рук, воздетым над нею. Которая разрежет ее на куски?

– Посмотри на меня. Я и есть вече слоёв… то есть всё человечество.

Мощный взрыв разорвал воздух; черепная коробка Другого разлетелась вдребезги. Запыхавшийся после подъема Ренар с охотничьим карабином, вскинутым к плечу, вызывающе смотрел на него с последней ступени лестницы.

– Ты и есть пустое место.

Второй выстрел. Времени собрать себя заново он Другому не оставил. Ренар хищно улыбался, топорща рыжие бакенбарды. Гаэль, удерживающая его за талию, чтобы он не потерял равновесия при отдаче, смотрела на него снизу взглядом, исполненным гордости.

Вместе с ним она повторила:

– Ты и есть пустое место.

Ренар разрядил стволы в третий раз. Арчибальд воспользовался моментом, чтобы пробраться между многочисленными ногами Другого. Извернувшись, он предстал перед Офелией и Элизабет.

– Дамы, подкрепление прибыло.

Он насмешливо улыбнулся, как будто и сам считал себя законченным психом. Офелия была ему бесконечно благодарна за то, что он рискнул ради них жизнью, но как, интересно, он собирается вытащить их из этой передряги? Плоть Другого уже зарастала, а патроны у Ренара заканчивались.

Арчибальд наклонился, чтобы перекричать грохот стрельбы.

– Слушайте меня хорошенько, вы обе. Особенно вы, мадемуазель Я-больше-не-знаю-кто-я. Я попробую, повторяю, именно попробую перекинуть между вами мостик. Ничего не хочу вам навязывать, но вы сами можете воспользоваться мною, чтобы стать друг для друга проницаемыми. И времени у нас очень мало.

Наступила оглушительная тишина. Ренар расстрелял все патроны.

– Уточняю, – добавил Арчибальд. – Времени больше нет.

У Офелии тошнота подступила к горлу. В органической пульсации, где смешались языки, зубы и внутренности, Другой утерял всякое подобие единообразия. Не голова, а грозди голов начали вылупляться из его тела. Одна из них взвилась на непомерно длинной шее, как неожиданно выбросившее росток растение. Она ударила Ренара прямо в лицо, раскроив лоб и расплющив нос; страшный звук, который отдался в теле Офелии до самых костей. Ренар потерял равновесие. Увлекаемая его тяжестью, Гаэль так его и не выпустила. Без единого крика они вместе рухнули с лестницы.

Офелия была не в силах даже зажмуриться. Они не умерли. Только не они, не так быстро, не так.

Съежившись рядом, Элизабет раз за разом повторяла, что всё это какое-то недоразумение. Арчибальд больше не улыбался.

– Ты пустое место!

Это был голос тетушки Розелины. Сквозь треснувшие очки Офелия видела вместо нее только цветное пятно – ее старое платье бутылочного цвета, – которое жестикулировало у перил последнего этажа. Непреодолимая пропасть отделяла ее от парящего в невесомости куска пола, где возвышался Другой, но она метала в его сторону книги, попадавшиеся ей под руку, – она, так любившая бумагу во всех ее формах. Мать, отец, крестный, брат и сестры присоединили свои руки и голоса к тетушкиным.

– Ты пустое место! Ты пустое место! Ты пустое место!

Книги взлетели. Движимые волей объединившихся анимистов, они собрались в рой, растущий на глазах. Ты пустое место! Слова Ренара и Гаэль перелетали с этажа на этаж, из уст в уста. Ты пустое место! Мемориалисты, пытавшиеся спасти бесценные собрания, начали выворачивать свои тележки через перила. Ты пустое место! Анимизм передавался от книги к книге, рой превратился в торнадо. Ты пустое место! Тысячи книг обрушились на Другого, залепив бумагой его лица, глаза, рты, уши, руки. Ты пустое место!

Офелия не знала, что в ней брало верх – гордость, ярость или ужас.

– Они отвлекут на себя его гнев.

Арчибальд приложил одну ладонь к ее щеке, другую к щеке Элизабет. «Они дают нам время». Эта мысль затмила всё, что было в голове у Офелии. Она много раз испытывала на себе свойства Паутины, но никогда не ощущала ничего настолько волнующего, как этот молчаливый, глубоко интимный призыв, внутренним трепетом зародившийся в ней. Она теряла всякое представление о собственных пределах, о различиях между «внутри» и «снаружи». Гул Мемориала звенел у нее в голове; удары ее сердца заполняли мир. Сама ткань ее индивидуальности становилась всё более пористой. Она сверхостро ощущала кожу Арчибальда на своей и кожу Элизабет, к которой прикасалась кожа Арчибальда, как если бы всех троих обволакивала одна и та же эпидерма. Арчибальд был болен. Элизабет была стара. Офелия была бесплодна. Она знала, что с того момента, как она отдастся зову проницаемости, ей больше ничего не удастся от них скрыть. Потому что так было надо. В ней жила эта память эта другая память которую надо вернуть память полная извилистых коридоров и сокровенных уголков память Евлалии которая хотела спасти свой мир но не смогла спасти свою семью спаянных душ потом разъединенных чтобы из разъединения родилась иная несхожесть этот отголосок который занял место ее семьи но никогда не был ее семьей который был частью меня который был мной которого мне не хватает мне ее не хватает мне не хватает Торна мне не хватает себя…