Олег Нестеренко - Рыцарь и ведьма [litres]

Она поерзала, пристраиваясь. В доспехах было неудобно. Но рыцарь настоял. А папа самолично проверил надежность всех креплений. Будто он в этом что-то понимал. Хорошо еще, что разрешили путешествовать без шлема. И то – не раньше, чем она раз десять подряд нацепила его на скорость.

– Повторим: что вы должны сделать, если эти руны начнут светиться?

– Я сразу надеваю каску. Вот так.

– Хорошо. Вам понятно, зачем мы это делаем?

– Свечение – это сигнал: значит, поблизости магическая эманация. Надо защитить мозги.

– Хорошо. Что вы должны сделать дальше?

– Провести рукой, вот так.

– Вам понятно, для чего это?

– Да, чтобы руны погасли. А то заметят враги.

– Хорошо. Снимайте шлем. И давайте еще разок, для верности. Побыстрее на этот раз.

Вообще-то это было довольно сексуально. Не втискивание головы в железный горшок, а сама дрессировка. Он оказался строгим учителем, этот Джуд Леннокс. Показал ей нерыцарский прием, который девушке страшно понравился. Отработать удар позволил на себе. Тут уж она сама не возражала против повторения. Жаль только, они были уже закованы в доспехи: без них получилось бы чувственнее. Но и чувствительнее для Джуда!

И все равно… Эти его чертовы принципы! Она ведь ехидничала, предлагая отпрашиваться у папы. Знала бы она, с кем связывается… Выйдя из часовни, Леннокс тут же отправился к ее родителю и во всех подробностях изложил ему свои намерения: рад знакомству, господин Верна; сэр, разрешите забрать с собой вашу единственную дочурку; да, вероятность успеха не так чтобы очень высока.

Она думала, конца не будет увещеваниям и слезам. Чуть не раздумала ехать. И зачем была нужна эта драма?! Оставила бы аккуратную записку. Поберегла бы и без того шаткие нервы. Хотя, надо признать, именно в разговоре с отцом она окончательно укрепилась в своем решении. До этого ей и верилось, и не верилось, что она сама вызвалась рыцарю в попутчики. А когда папа перекрестил ее напоследок, девушка испытала облегчение. И даже что-то вроде признательности им обоим – Джуду и папе. Это было трогательно. Немножко похоже на другое расставание, случившееся давным-давно. Она, второкурсница, собиралась с друзьями за город на выходные, и отец также, с тяжелым сердцем, отпускал ее под личную ответственность тогдашнего ухажера, смуглого красавца Гардиано Аньеро. Да уж, ставки с тех пор подросли. Сильва Альвана – это вам не вилла с подогретым бассейном, в котором она и Гардиано…

Девушка зевнула. Навстречу однообразно струилась дорожная разметка. Мысли о теплой воде затопляли ее гаснущее сознание. А вдруг засигналят руны, а она спит? Ничего, Джуд растолкает, если что.

Атлеция, летние каникулы, пляж. Вернуться бы туда. Ныряешь под воду с открытыми глазами, белое дно и самая масса воды мерцают, звуки становятся глухие, дальние, словно бубнящие; можно совсем расслабить руки и ноги, и тебя начнет мягко толкать к берегу, разомлевшую и загорелую…

Она вскинулась, демонстративно бодрая, будто не уснула, а только прикрыла глаза. Что? Что такое? Пора надевать шлем? Девушка хотела обтереть ладонью припухшее лицо и, забывшись, больно ткнула себя латной перчаткой.

Машина катилась очень медленно и продолжала сбрасывать скорость. Она потому и проснулась, что почувствовала, как движение замирает, а гул мотора становится тише, разреженнее.

Дорога была несвободна. Перед въездом в тоннель скопились машины. Столько автомобилей они не видели с тех пор, как въехали в Анерленго. Рубиновые огоньки стоп-сигналов горели только с краю затора – те, что прибыли недавно, еще надеялись на скорый проезд и не глушили двигатели.

Впереди творилось невнятное. Переливчато полыхали красно-синие мигалки. Люди в форме обменивались криками. Один из полицейских ходил между рядами машин и наклонялся к закрытым окнам.

София испуганно посмотрела на Джуда.

– Они что, обыскивают машины?

– Сейчас выясним. – Джуд вывернул на пустую встречную полосу и поехал к началу пробки.

Когда они приближались к тоннельной арке, на доспехах зардели те самые руны, о которых предупреждал Джуд. Девушка ойкнула, заволновалась и только с третьего раза надела шлем, как ее учили, – чтобы он герметично сошелся с трубками и автоматическими замками на шее. В спешке защемила себе волосы, но снимать шлем и поправлять прическу уже не рискнула. Стряхивающим движением она погасила тлеющие знаки и вопросительно повернулась к Джуду. Так повелось: в конце обязательно посмотреть на учителя, чтобы по его лицу понять, насколько улучшилась ее техника. Учитель кивнул, как ей показалось, благосклонно, хотя о выражении его лица, скрытого под забралом, оставалось только догадываться.

К ним подошел полицейский, приказывая вернуться в конец автомобильной очереди. Джуд запарковался и, не глуша мотор, отстегнул ремень безопасности. Взял с заднего сиденья меч.

– Остаетесь за старшего. Посидите пока в машине. Если понадобится, я с вами свяжусь по внутреннему каналу. Услышите голос в голове – не пугайтесь, это я.

Затем он открыл дверь и вышел. Коротко переговорил с полицейским, показав ему удостоверение. Потом они оба пошли к тоннелю. Рыцарь напоследок обернулся и показал ей раскрытую ладонь: мол, не высовывайся.

София осталась ждать. На всякий случай заблокировала все двери. Переглянулась с бородатым водителем из соседнего ряда и, чтобы подбодрить себя, безнаказанно скорчила ему рожу. Тот отвернулся, но продолжал коситься на закованную в броню Софию. Она и сама не могла привыкнуть к своему отражению в боковом зеркале.

Вместо лица – личина. Бесстрастная, как обелиск. Оптические кристаллы, позволявшие видеть, не пропускали встречного взгляда, ничего не говорили внешнему миру. В них не было даже угрозы. Только холодная неподвижность, которая странно действовала на девушку. Будто в ней самой что-то замирало, каменело и отчуждалось. Нос и рот тоже были запаяны, закрыты глухой пластиной серебристого сплава («Аврихальк, дышащая сталь», – важно пояснил Джуд). Под пластиной размещался клапанный узел. Самое жуткое в этой маске было то, что под ней мог скрываться кто угодно. Девушка не была уверена, что там внутри – именно она. И не знала поэтому, чего от себя ждать.

В целом, несмотря на прищемленные волосы, София чувствовала себя сносно. Латы нигде не жали. Подмышки и промежность не потели. Забрало позволяло свободно дышать и шевелить губами. Помогая ей облачиться, Джуд внушительно обмолвился, что это эвелины четвертой манеры. Видимо, это означало нечто на пределе инженерного разумения.

Неприятно было только одно: эти доспехи слишком напоминали те, что были на черном рыцаре из Шалавника. Когда она сказала об этом Джуду, он не удивился. «Что и требовалось доказать, – пробормотал он. – Еще одна улика против „Arma Domini“».