Робин Хобб - Судьба убийцы [litres]

Повисло молчание. Только где-то в дальних темницах перешептывались узники.

– Это не удивляет меня. Хотя и пугает.

– Но почему ты думаешь, что эти сны – про меня?

Он негромко рассмеялся:

– Мне снился огненный вихрь, пришедший, чтобы изменить все. Я хотел взять его за руку. И знаешь, что случилось?

– Ты обжегся?

– Нет. Вихрь протянул мне вместо руки ногу. Маленькую босую ступню.

Я отдернула ноги, словно это я обожглась. Мой сосед снова рассмеялся – добродушно и очень тихо.

– Что сделано, то сделано, малышка. Теперь я знаю, кто ты. Я знал, что ты придешь. Правда, не ожидал, что ты окажешься ребенком. Ну так скажешь мне, как тебя зовут?

После долгих раздумий я сказала:

– Меня зовут Би.

Он ничего не ответил. Его рука оставалась все там же, на полу, ладонью вверх. Наверное, ему было очень неудобно лежать так в своей камере и тянуться вокруг разделяющей нас стены.

– Если ты видел меня во сне, можешь сказать, что со мной произойдет?

Его неподвижность была как завеса. В светильнике снаружи заканчивалось масло. Мне не нужно было смотреть туда, чтобы представить, как пламя танцует на кончике фитиля, высасывая остатки топлива.

Наконец глубокий низкий голос раздался снова:

– Би… ничего с тобой не происходит. Это ты происходишь со всем вокруг.

Он медленно убрал руку. И больше ничего не говорил в ту ночь.

Наши агенты сообщают, что в городе Керл на полуострове Реден готовится к отплытию корабль с грузом превосходных нефрита и бирюзы, обработанных и необработанных. На другой корабль грузят древесину твердых пород, также высочайшего качества.

За последние шесть месяцев трое наших небелов видели во сне сильнейший шторм. Двоим снилось, что корабли разбились о скалы, когда тучи расступились и проглянула луна в первой четверти.

Хотя у нас нет уверенности, в каком месяце это может произойти, все три небела утверждают, что по их ощущениям это событие близко к будущим путям.

Податель сего предполагает, что разумно было бы снарядить корабль и держать его наготове в порту Скален-коув, у Харк-Рокса. Если бы этот корабль отправился по следам сильного шторма, то его команда могла бы собрать богатую поживу. Было бы также хорошо, чтобы его команду составляли люди, способные разобраться с теми, кто может оспорить право собственности на столь ценные грузы. Даже если кораблю придется ждать в полной готовности шесть месяцев, прибыль все равно выйдет значительная.

Как я умудрилась заснуть так крепко? Проснулась оттого, что какая-то женщина, просунув ногу между прутьями, тихонько толкала меня:

– Подвинься, пожалуйста, чтобы мне было куда поставить твою овсянку.

Ее голос прозвучал глухо и невыразительно. Солнце било в узорчатую стену, отпечатываясь на полу прихотливыми фигурками. Ракушки. Цветы.

Я села. Сначала ничего не понимала. Потом вспомнила. Двалию избили в кровь, меня посадили за решетку. А ночью… у меня появился друг? Я встала и прижалась к решетке, пытаясь заглянуть в соседнюю камеру, но смогла увидеть только коридор.

У женщины, которая меня разбудила, были каштановые волосы и карие глаза. На ней было светло-голубое платье без рукавов, перехваченное на талии поясом. Оно доходило ей до колен, а на ногах были простые кожаные сандалии. Она наклонилась, поставила поднос на пол, взяла с него миску овсянки и подсунула мне под дверь. Просто бежевая овсянка в белой миске. Ни сливок, ни меда, ни ягод. Ни Ивового Леса, ни шума с кухни, ни ожидания, когда спустится отец. Просто ничем не сдобренная овсянка и деревянная ложка. Я старалась быть благодарна и за это, пока ела. Каша оказалась совершенно безвкусная. Когда женщина вернулась, чтобы забрать миску, я спросила:

– Можно мне воды, чтобы умыться?

Она уставилась на меня озадаченно:

– Мне не говорили дать тебе воды.

– А вы не могли бы попросить разрешения дать мне немного?

У нее глаза на лоб полезли.

– Разумеется, нет!

Густой мрачный голос, знакомый мне по минувшей ночи, произнес:

– Она не может сделать ничего, о чем ей нарочно не сказали, что надо сделать.

– Неправда! – выпалила женщина и тут же испуганно зажала себе рот обеими руками.

Она наклонилась, торопливо поставила мою миску на поднос и поспешила прочь так быстро, что аж посуда зазвенела.

– Ты напугал ее, – сказала я.

– Она сама себя запугивает. Как и все они.

Тут меня отвлек звук открывающейся двери в конце прохода. Прижавшись щекой к прутьям, я смогла разглядеть, как в тюрьму по одному заходят Четверо. Сегодня они были одеты не так торжественно, но по-прежнему каждый в свои цвета. За ними шли личные стражники. Симфэ была в красном платье без рукавов, ниспадавшем свободными складками до самой земли, с алым поясом. Феллоуди – в длинной желтой рубахе и штанах до колен. Пудра Колтри отчасти осыпалась на его зеленый жилет, и казалось, что он попал под снег. А вот наряд Капры меня удивил. На ней было нечто вроде очень свободной длинной голубой рубахи с широкими струящимися рукавами. Если под этой рубахой на ней и были штаны, то слишком короткие: из-под подола торчали ляжки, крепкие, но бледные, как рыбье брюхо. Сандалии из коричневой кожи звонко хлопали по ее подошвам при каждом шаге. Я никогда еще не видела, чтобы люди так одевались, и уставилась на нее во все глаза, когда она остановилась у моей клетки.

– Отоприте! – велела Симфэ и протянула своему стражнику ключ странной формы на узорчатой цепочке.

Тот взял ключ, подошел к моей двери, вставил его в скважину в засове, запиравшем мою дверь, и повернул. Один за другим остальные трое тоже получили ключи и повернули их в замке. Все четыре ключа остались торчать в замке. Тогда Капра вышла вперед и отодвинула засов.

– Ты пойдешь со мной, – объявила она, когда я вышла из камеры.

Пока стражники вынимали ключи и вручали их владельцам, Капра обратилась к остальным троим:

– Я верну ее сюда в начале третьей стражи. Ждите меня здесь со своими ключниками. – Она опустила взгляд на меня. – Будешь меня слушаться или мне посадить тебя на цепь?

Ее ключник шагнул вперед и показал мне цепь с ошейником. Я посмотрела на него, потом снова на Капру и солгала:

– Я буду слушаться.

– Хорошо. Тогда идем.

Остальные посторонились и пропустили нас. Я шла следом за Капрой, а за мной – ее ключник. Мне очень хотелось заглянуть в соседнюю с моей камеру, но стражник не дал мне задержаться. Я успела только мельком увидеть черного человека, сидевшего на топчане, низко опустив голову.

Позади нас Симфэ громко сказала Колтри и Феллоуди:

– Я этого не одобряю. Да, девчонка может оказаться пустышкой. Возможно, в ней даже нет крови Белых. Я слышала, что в горах на севере встречаются люди, которых не отличишь от истинных Белых. Но что, если Двалия сказала правду и эта девочка каким-то образом и есть Нежданный Сын из снов? Почему мы позволяем Капре первой говорить с ней?