Эми Хармон - О чем знает ветер [litres]

– Чем могу служить, миссис Галлахер?

Я хотела исправить «миссис» на «мисс», да вовремя прикусила язык. Затем сняла кольцо – камею из черного агата, обрамленную в золото, и понадеялась, что дедушка понял бы и простил мой поступок.

– Имею желание продать ювелирные изделия, сэр. Вас мне рекомендовали как кристально честного человека.

Мистер Келли извлек из кармана большую лупу и нарочито долго рассматривал мое кольцо. Наконец отложил его, снова прошелся ладонями по бородке.

– Вы, миссис Галлахер, изволили произнести «изделия», то есть употребили множественное число. Чем еще вы располагаете?

Вот жук! Цену кольца не назвал, хочет сначала всё увидеть.

– Еще у меня есть бриллианты. – С этими словами я вынула из ушей сережки-гвоздики. Они засверкали между мной и мистером Келли на стекле прилавка.

Брови мистера Келли взлетели к линии волос. Он снова вооружился лупой. Оценивание сережек заняло даже больше времени, чем шоу с кольцом-камеей. Каждая сережка, к слову, представляла собой бриллиант в два карата, оправленный в платину. В 1995 году я ради них раскошелилась почти на десять тысяч долларов.

– Увы, миссис Галлахер, я не в состоянии заплатить вам истинную цену этой вещицы, – вздохнул мистер Келли.

Настал мой черед удивляться.

– А сколько вы в состоянии заплатить? – спросила я с минимальным нажимом.

– Сто пятьдесят фунтов. Но в Лондоне я могу продать ваши бриллианты много, много дороже. У вас шесть месяцев. Не выкупите сережки за этот срок – они отойдут ко мне. На вашем месте я бы не соглашался на такие условия.

– Сто пятьдесят фунтов меня устраивают, мистер Келли, – возразила я: сережки не несли никакой эмоциональной нагрузки, а вот в деньгах я нуждалась. От мысли об этой нужде я едва не заплакала. В 2001 году в Нью-Йорке я имела на банковском счете миллион долларов! Пришлось сделать несколько глубоких вздохов и сосредоточиться на насущной задаче.

– Вы не сказали, сколько дадите за кольцо.

Мистер Келли снова принялся вертеть агатовую камею. Неизвестно, как долго он бы этим занимался, но вдруг Оэн выхватил из карманчика свое собственное сокровище. Прилавок приходился вровень с его мордашкой, и Оэн уставился на мистера Келли с видом почти победным.

– А за мою пуговицу сколько дадите?

Хозяин ломбарда улыбнулся и поднес к пуговице лупу, словно имел дело с дорогостоящим ювелирным изделием. Не понимая, что происходит, я молчала. Процесс оценки затянулся, я хотела уже извиниться за Оэна, когда мистер Келли нахмурил лоб и произнес:

– Здесь написано «S. McD». Что это значит?

– Пуговица очень ценная, – выдал Оэн.

– Ах, как нехорошо, Оэн! – упрекнула я. – Простите, мистер Келли, наша пуговица не продается. Я даже не знала, что Оэн прихватил ее из дому.

– Говорят, Шон МакДиармада нацарапал свои инициалы на нескольких пуговицах и монетах, – хозяин ломбарда понизил голос. – Получается, вы владеете одной из этих пуговиц?

– Не знаю, мистер Келли. Эта пуговица дорога нам как память. Извините, мне надо кое-что сказать Оэну.

Мистер Келли деликатно отвернулся, стал смахивать пыль со своих сокровищ. Я взяла Оэна за ручку, отвела на несколько шагов, присела перед ним на корточки.

– Оэн, ты знаешь, что это за пуговица?

– Да. Ее Доку один друг отдал, а Док мне подарил на удачу. Я ее в кармане ношу.

– Вот видишь, какая это важная вещь. Зачем же ты вздумал продавать пуговицу, а?

– Тебе ведь нужны деньги, мама! – В глазах Оэна появилось молящее выражение.

– Верно. Только твоя пуговица дороже всяких денег.

– Бабушка сказала, у тебя ни гроша. Сказала, ты побирушка бессовестная, – принялся цитировать Оэн. – А мне не нравится, когда тебя называют побирушкой! – В синих глазах сверкнула слезинка, ротик стал кривиться; я подавила гнев и напомнила себе, что Бриджид – моя прапрабабка.

– Запомни, Оэн: никогда никому не отдавай и не продавай эту пуговицу. Она бесценная, потому что за ней стоят очень, очень благородные люди, настоящие герои. Они погибли, их не вернуть. Пуговица осталась нам с тобой на память, понимаешь?

– Да. – Оэн шмыгнул носом. – Только, мама, я думал, что погибла ТЫ! Я тосковал по тебе. Мне пуговицы не жалко, лишь бы ты со мной осталась!

Мои глаза тоже были полны слез, губы дрожали, совсем как маленький рот Оэна.

– Послушай, Оэн. Один мудрый человек сказал мне: «Те, кого мы любим, всегда живут в наших сердцах. Главное – помнить. Пока мы помним, что были любимы, любившие нас не умрут».

Я притянула к себе Оэна, стиснула в объятиях столь крепких, что он жалобно пискнул, но тотчас захихикал. Поспешно разжав руки, я смахнула слезинку с кончика носа.

– Оэн, такую ценную вещь нельзя таскать в кармане. Спрячь ее в самое надежное место. Обещай, что спрячешь, – сказала я с максимальной строгостью, на какую была способна по отношению к Оэну.

– Обещаю, – просто ответил малыш.

Я взяла его за ручку и снова подвела к мистеру Келли, который всё это время весьма неумело притворялся, будто не смотрит на нас.

– Мама не велит мне продавать пуговицу, – сообщил Оэн.

– Что ж, очень благоразумно с ее стороны, молодой человек, – отозвался мистер Келли.

– Зато Док не велел ей самой продавать кольцо! – выдал Оэн.

Я и рот разинула.

– Ты уверен? – уточнил мистер Келли.

– Да, сэр! – последовал ответ. Для убедительности Оэн еще и кивнул.

Мистер Келли перевел взгляд на меня.

– Полагаю, доктор Смит прав. Я дам вам, миссис Галлахер, сто шестьдесят фунтов за бриллианты, а кольца не возьму. Ибо помню, как несколько лет назад сюда явился один молодой человек, – мистер Келли раздумчиво погладил камею кончиком пальца. – Агатовое кольцо было ему не по карману, да очень уж приглянулось. Юноша сказал, что подарит кольцо своей невесте. И мы с ним обменялись – кольцо на карманные часы. Я-то понимал, что сделка для меня невыгодная – часы не представляли особой ценности. – Мистер Келли вложил кольцо мне в ладонь и сомкнул мои пальцы. – Только юноша меня измором взял. Согласился я тогда, короче.

Я прямо чувствовала, до чего у меня взгляд виноватый. Понятно, почему Томас твердил: «Не продавай кольцо». Я пыталась обменять на презренный металл обручальное кольцо другой Энн Галлахер.

– Спасибо, – прошептала я. – Он… Деклан… никогда об этом не рассказывал.

– Ну, теперь вы знаете, – без тени упрека отвечал мистер Келли. Задумался, пожевал губами, припоминая. – Постойте-ка! Часы вашего покойного супруга должны быть у меня! Они остановились вскоре после сделки, и я их куда-то сунул – хотел в чистку отдать, да закрутился. Так и не отдал.

Мистер Келли уже с шумом выдвигал ящики и распахивал дверцы шкафчиков. Через несколько минут он издал победный клич и предъявил мне шкатулку, в которой на темном бархате поблескивала самая обычная золотая «луковица» с длинной цепочкой.