Фрэнсис Хардинг - Свет в глубине [litres]

– Ведешь себя как джентльмен?

– Я… я не…

Харк понятия не имел, о чем это она и почему так веселится.

– Харк, если хочешь скрыть от всех свою подругу, посоветуй ей не тащиться за тобой по дороге, – ухмыльнулась доктор. – Я видела ее в окно, когда наблюдала, как ты идешь к гавани. Очень романтично!

Харк нащупал почву под ногами. Наверно, доктор Вайн видела, что за Харком кто-то идет, и сделала поспешные выводы. Был ли это ненароком оказавшийся на склоне холма мусорщик, заблудившийся легионер или просто игра света? Харку было не важно. Главное, что его непредсказуемая хозяйка смеялась, а не сердилась.

– Не знаю, возмущаться мне или восхищаться, – продолжала Вайн. – Как ты умудрился найти подружку в таком месте, как Нест? Или слепил ее себе из белок и водорослей? – Она вдруг подозрительно прищурилась. – Девчонка, случайно, не одна из твоих приятельниц с Ледиз-Крейва?

– Вовсе нет! – возразил Харк и позволил себе пожать плечами. – Я… возможно, мы больше не увидимся после завтрашнего свидания.

Насколько он знал, оба заявления были правдивы.

– Несчастная любовь? Увы…

Доктор, похоже, больше ерничала, чем сочувствовала, потому что добавила:

– Если сегодня вечером разберешь все, что лежит в ящике, получишь разрешение. Но будь внимателен, а главное, даже не думай украсть богостекло.

Сортировка стекла заняла несколько долгих часов, руки Харка ныли и зудели, несмотря на защитные перчатки. Вайн с головой погрузилась в свои книги, но время от времени поглядывала на него и снова ухмылялась.

Шпионить для Вайн было забавно, и Харку нравилось доносить обо всем, что он узнал, ведь этим он демонстрировал ей свои ум и сообразительность. Нравился обмен ехидными шуточками о священниках. Нравилось насмехаться над всем миром, подобно двум воронам, сидящим на виселице.

Теперь он нарушил оба золотых правила. Между ними пробежала невидимая трещина, расширяясь с каждой секундой и превращаясь в гибельную пропасть.

Наутро беспощадно-яркое солнце боролось с тонким слоем облаков. Неутомимо дул ветер, и Харк с вершины утеса видел легкое кружево белых гребней, украшавших каждую волну на темном серебре моря. У пирамиды уже ждал Джелт.

– Выглядишь больным, – вместо привета сказал он. – Ну что, удалось освободить утро?

– Три часа, не больше.

Джелт улыбнулся и потрепал Харка по волосам.

– Я знал, что у тебя получится, – кивнул он.

Сердце Харка радостно екнуло, хотя он не понял, похвалил Джелт его ум или собственную проницательность.

– Это было нелегко, – резко ответил Харк. – И я не смогу отпроситься снова.

Но даже произнося эти слова, Харк понимал, что его наверняка попросят сделать это снова. И снова. И снова. Он ведь тогда сказал, что не сможет освободиться, и ошибся, не так ли? Далеко не впервые Харк делал эту ошибку – совершал невозможное по его просьбе.

– Поспешим, – сказал Джелт. – Ветер еще усилится. Нужно успеть доплыть туда и обратно.

– Ты нашел кран, с которого нас не заметят? – спросил Харк. – Уверен, что там не будет кого-то еще?

– Уверен, иначе бы не оставил там батисферу. Пойдем, я отведу тебя к лодке, – ответил Джелт и повел его к маленькой клиновидной бухте. На узком галечном пляже стоял старый скиф [16] Скиф – тип парусного судна. Джелта, изящный, красный челнок, воплощение порока.

Они сбросили обувь, столкнули скиф на мелководье и забрались на борт. Волна подхватила лодку. Харк невольно ощутил всплеск радости от ледяного щекочущего прикосновения воды, от легкого засасывания песка. Ему не хватало этого – режущего глаза блеска камней, покрытых морскими уточками, возможности отдаться на волю волн; взлеты и падения лодки кружили голову.

Оба схватились за весла и стали грести с легкостью, какая бывает только после долгой практики. Приходилось идти против наступавших волн. Они давно овладели искусством гребли. Все получалось так легко и правильно! Мышцы быстро привыкли к знакомым движениям. Харк ощущал под собой углубление в сиденье, образовавшееся за эти годы, знал идеальное место в днище, куда можно поставить ноги и не посадить занозу. Харк моргнул, впитывая солнце и соленый ветер, и поймал себя на том, что улыбается.

Когда они немного отошли от бухты, Джелт жестом велел Харку сушить весла и позволил течению некоторое время нести их. Пока что волны были невысокими, но их по-прежнему украшала зловещая белая пена, похожая на оборки женского платья.

– Дева плетет кружева, – сказал Харк и тут же испуганно усмехнулся.

Это была старая поговорка жителей Ледиз-Крейва. Так говорили, когда гребни волн были увенчаны пеной. Иногда старики употребляли ее, машинально повторяя то, что слышали в детстве, но тут же осекались, когда вспоминали, что никакой Сокрытой Девы больше нет.

Для него эта фраза была немногим больше, чем набор слов вроде старческих поговорок «Тугой, как узел на кошеле торговца» и «Хитрая птица всегда летит по ветру». Теперь он представлял бело-голубые пальцы, орудующие спицами или вытягивающие длинные петли колышущейся снежно-белой нити.

– Вспоминаешь детские стишки? – спросил Джелт, оглянувшись через плечо.

– Как по-твоему, люди правда думали, что она плетет кружева? – неожиданно спросил Харк. – Знаю, они верили в нее, но кружева…

Его мысли вернулись к осиротевшим поговоркам других островов.

– Как насчет «стиральной доски Собирателя Духов»? Это всего лишь неровная песчаная отмель, по которой шлепают охотники за устрицами. Неужели на Сайрене действительно думали, что Собиратель Духов крался по ночам на отмель со своим грязным бельем…

– Какая разница? – удивился Джелт, давая понять, что ему до этого нет никакого дела и Харку тоже быть не должно. Прямой намек на то, чтобы он заткнулся. И все же из противоречия Харк хотел поделиться мыслями с Джелтом.

– Не думаю, чтобы они верили в это. Боги, плетущие кружева? Стирающие носки?

Харк прищурился:

– Думаю, это была игра воображения. Люди на мгновение притворились, будто боги – это огромные, страшные соседи со своими домашними делами. Это было то, что они могли понять. И то, что могло понять их в ответ.

Конечно, боги не занимались никакими домашними делами. Но вот вопрос: что они вообще делали все эти века в мрачном холоде Подморья? Как проводили дни? Замечали ли они течение дней или жили в вечной ночи? Думали, планировали, мечтали, разговаривали? Или жили подобно акулам, быстрые, жуткие существа, озабоченные лишь вечными поисками пищи? Мысль была мрачной и холодной, и Харк понял, что у нее не было дна.

Вдруг ему в лицо ударили брызги ледяной воды, мгновенно выбив из головы все соображения. Джелт с ухмылкой следил за Харком, держа весло, которым он и вызвал всплеск.