Лесса Каури - Ласурские призраки [СИ litres]

Дробуш смотрел вслед до тех пор, пока чужак не скрылся за каменистой грядой, поросшей кривыми елочками. А затем повернулся к Кипишу, который появился на камне и сейчас играл с оберегом, перебрасывая его из одной руки в другую, из другой – в третью и так далее по кругу. И недружелюбно спросил:

– Чего тебе?

– Не кажется ли тебе подозрительным, мой каменистый друг, этот вояж в Вишенрог почтенного Лиата Вкровируки или как его там? С чего бы это тролли начали просыпаться?

– Он не проснулся, – хмуро поправил Дробуш, – его разбудили…

– О! – божок поднял указательные пальцы сразу на всех руках, после чего метнул куколку троллю. – Вот это точно подозрительно!

Когда Дробуш надел оберег, на камне уже никого не было.

Солнце стояло в зените. Говорливая горная река здесь обрывалась, будто перерезанная нить, и водопадом ухала вниз. Замерев на самом краю, Тариша смотрела на воду и сама не замечала, как пальцы заплетают тяжелые, почти всегда распущенные волосы в косу.

– О чем ты думаешь, Тари? – спросил Дикрай.

Он, обнаженный, полулежал, прислонившись спиной к мшистому валуну. Примятая трава вокруг и вывернутые камни ясно указывали на страстную сцену, которая закончилась совсем недавно.

Она что-то ответила, но так тихо, что он не расслышал, потому повторил вопрос.

Фарга обернулась. Волосы скрыли изуродованную часть лица, а другая будто светилась изнутри и казалась такой прекрасной, что у Денеша защемило сердце.

– Я думаю, что недостойна жить, – громче сказала она. – Мы, оборотни, дети природы, мы не должны бояться жизни… А я боюсь!

Дикрай поспешно поднялся. С Таришей было как на лезвии ножа – и остро и сладко. Иногда он видел тень безумия в ее глазах, а иногда – такую нежность, с какой на него не смотрела ни одна женщина.

– Думаешь, шагну туда? – с насмешкой спросила фарга, разглядев его выражение лица. – Не бойся, Рай, не шагну. Жить я недостойна, но в такой смерти достоинства еще меньше.

Он все равно подошел к ней, обнял и чуть не насильно увел к валуну. Повалил на траву, навис сверху на вытянутых руках:

– А в какой есть?

– В бою, – не задумываясь, ответила она, – умирая, забрать с собой как можно больше врагов, рвать их на части, кромсать до тех пор, пока не останется ни одного живого. И вот тогда, с их последним вздохом, уйти по тропе Арристо, тропе Последней Охоты.

– Ты всегда была такой неистовой? – Дикрай смотрел на нее насмешливо, на самом деле не желая показать, как ему больно от ее слов.

– Я была другой, но изменилась, – жестко сказала она и вдруг одним мощным движением вывернулась из-под него и метнулась прочь желто-черной тигриной тенью.

Эта ее привычка – уходить от серьезного разговора, Денеша просто выбешивала! Рыкнув от разочарования, он метнулся следом. Ему хотелось то ли избить ее, то ли прижать к земле и любить, но одно он знал точно – еще ни одна фарга не вызывала в нем столько противоречивых эмоций!

Они носились по предгорьям до тех пор, пока солнце не перешло на закатную сторону. А затем нашли уютную лощину между двумя хребтами и устроились, сплетя лапы и хвосты на нежной траве, выросшей прямо на каменистом дне. Наступила звенящая тишина, в которой было слышно движение скатывавшихся порой со склонов камешков, от воздуха уже пахло упоительной ночной свежестью. О жарком так никто из них и не вспомнил…

Довольный собой Дробуш возвращался в лагерь. На плече болталась связка горных тетеревов – хватит и на жаркое для ужина, и на следующий день. Лук, как и прежде, он держал в руке и представлял, как обрадуется его успехам Вителья. Волшебница учила тролля стрелять, используя тренировочный зал в помещении Ордена Рассветного Лезвия. С глазомером у Дробуша было все хорошо, но каждый раз, беря оружие, кажущееся ему слишком хрупким, он боялся сломать его. Поэтому нервничал и мазал, и тогда Вита расстраивалась. Отчего-то она была уверена, что у него должно все получаться! Вырвиглот расстраивался вместе с ней, но ничего с собой поделать не мог: одно дело, читать умные книги, а после разить врага словом (ну, если уж съесть нельзя) и совсем другое – при помощи смешного устройства пулять в противника забавную палочку с заостренным концом. Нет, правда, съесть куда легче!

На предгорья опускались мягкие сумерки, вдалеке слышался шум водопада. Еще пара часов, и совсем стемнеет.

Дробуш перепрыгнул через родник, бьющий из-под камня, и вдруг увидел на суглинке вокруг отчетливые следы больших кошачьих лап. Следы петляли вокруг – звери бегали и прыгали друг за другом, позабыв обо всем на свете.

– Надо напомнить! – решительно сказал себе тролль и двинулся вдоль цепочки отметин.

Суглинок сменился россыпью камней, сквозь которые пробивалась упрямая осока, и следы исчезли. Однако Дробуш продолжал идти по следу. Чувствовал ли он запах оборотней, как волк, или их остывающее тепло, как змея? Вырвиглот затруднялся сказать, как он это делает, хотя понимал, что его органы чувств отличаются от органов чувств других обитателей Тикрея. Он остановился только, когда следы совсем исчезли, скрывшись в узкой лощине. Дробуш уже видел, как подкрадывается к сладко спящим оборотням и дергает их за хвосты, и на его губах играла ехидная – не иначе, от Кипиша позаимствованная! – улыбка. Как вдруг что-то его насторожило. Из глубин памяти поднимался не страх, нет. На Тикрее не было существ, не считая Богов, которых тролли бы боялись, случалось им биться и с драконами. Это было предчувствие. Видение чужого кошмара, притаившегося в тихом месте, опасного для любого, кроме существа из камня.

Дробуш тихо зарычал, снял с плеча тетеревов и положил на камень, примостив рядом лук.

Лощину от светлой стороны отделяла густая тень – здесь уже царила ночь, а не сумерки. Между россыпью камней пробивалась маленькая травка, становилась гуще и толще, чем дальше Дробуш заходил в расщелину. Теперь он знал точно, что оборотни где-то здесь, но… их нигде не было. Он обежал лощину три раза, каждый раз приходя все в большее возбуждение. Ровное дно, покрытое травой, лишь в одном месте земля бугрилась, как будто когда-то здесь упал большой, сейчас полностью заросший, валун, отвесные склоны, сладко пахнущий воздух…

Вырвиглот резко остановился. Воздух пах слишком сладко, даже приторно. Перед глазами неожиданно предстала поляна в лесу, мимо которой ему однажды случалось проходить. Однажды, много-много лет назад. Инстинкт самосохранения молчал, и Дробуш решил сократить дорогу и повернул на поляну, покрытую восхитительной изумрудной травой. И…

Он озадаченно почесал в затылке. Что-то такое он увидел там, на поляне… Что-то, чему тогда не придал значения.