Лесса Каури - Ласурские призраки [СИ litres]

– Юнец? – непонимающе воззрилась на нее Ники, а затем расхохоталась. – Юнец… – повторяла она, вытирая слезы. – Юнец… Этот, как ты выразилась, юнец, одно из древнейших существ Тикрея, помнящих не только Вечную ночь, но и времена до нее.

– Но кто он? – растерянно спросила Вита.

Архимагистр отерла испарину со лба и поднялась.

– Тебе только что довелось увидеть одно из величайших чудес Лималля, сына Бога Воздуха и эльфийки. Его имя давно утеряно в веках, и даже сами эльфы позабыли о нем, поэтому они зовут его просто – Мудрейший.

Вита пораженно застыла. На Тикрее Мудрейшим именовали правителя Лималля, бессмертного короля-мага, о котором ходили легенды.

– Давай-ка покончим с этим, пока он не передумал, – деловито сказала архимагистр.

– Но почему он может передумать? – удивилась Вита. – Ведь бог, которого эльфы считали своим покровителем, предал их, живя за их счет!

Никорин пожала плечами.

– Эльфы это эльфы, дитя. У них на все своя точка зрения. Работаем!

Вителья собралась.

– Готова? – испытующе посмотрела на нее Ники.

В прозрачных глазах архимагистра волны Силы уже бежали от одного края радужки к другому, грозя разрушением всему живому.

Вителья кинула последний взгляд на озеро, которому суждено было исчезнуть навсегда, и кивнула.

Его Величество стоял у окна кабинета и смотрел вдаль. Обычно за его спиной слышались вздохи Стремы, пребывающего в сладком сне… Но не сегодня.

Дверь скрипнула, будто извинялась. Раздались легкие шаги, и чье-то гибкое тело упало в кресло. Рэд не обернулся. Только двое могли входить в кабинет без стука, и только один из них до сих пор ходил так, словно был юн и дерзок.

– Что случилось, братец? – осторожно спросил Дрюня. – Я по твоей спине вижу…

– Стрема ушел, – глухо ответил король, и в сердце снова закололо, как и там, на границе пустоши и леса.

– То есть как – ушел?.. – в голосе шута сквозила растерянность. – Почему? Куда?

Король поморщился. Оборачиваться не хотелось, но пришлось.

– Откуда я знаю, куда? – спросил он, вперив тяжелый взгляд в собеседника. – Обычно собаки уходят, когда чувствуют собственную смерть.

– Но Стрема не стар! – воскликнул шут. – Он, можно сказать, в самом расцвете собачьих лет!

Его Величество привычно потер левую сторону груди и невесело усмехнулся:

– Может быть, он чувствует мою смерть?

– Типун тебе на причинное место, братец! – Дрюня вскочил и нервно зашагал по кабинету. – Как такое в голову-то пришло? Ты вон надысь чуть на Агнушке не женился! Тебе еще жить да жить! Хусним, как говорят гномы, с ней, с Агнушкой, но может, тебе действительно подобрать какую ласурскую деву и жениться? И неважно, из каковых она будет, аристократов или простолюдинов, главное, молодая кровь.

Редьярд вернулся за стол.

– Вон как ты теперь заговорил, – усмехнулся он, – а давеча из-за той же Агнушки готов был меня за пятки кусать, лишь бы не пустить к алтарю Пресветлой.

Дрюня тут же занял его место у окна и сердито заметил:

– Для такого дурня как ты, братец, ничего не жалко…

– Ладно, не злись! – улыбнулся король, от сердца немного отлегло. – Стрема, авось, и вправду вернется… И я, авось, еще поживу… Устал я что-то братец от дел государственных, понимаешь?

Шут обернулся.

– Понимаю, Твое Замученное Величество, как же не понять. Ну так возьми опять отпуск, пусть Арк превыкает к короне. Он же справляется?

Редьярд нахмурился.

– В мирное время ему цены нет, а в военное… В прошлую войну он ведь в моей палатке не сидел, стратегические вопросы не решал, все по передовой носился со своим полком… А сейчас у нас на носу угроза, с которой мы еще не сталкивались. А он? Малопушки какие-то захотел! В оружие не наигрался!

Дрюня поднял ладони, будто сдавался.

– Ну все-все, успокойся, братец! Признайся, ты на нервах оттого, что совсем скоро станешь дедом, а потом… – он хитро прищурился и замолчал.

– Что – потом? – насторожился король.

– А потом еще раз станешь дедом! – торжествующе провозгласил шут. – Такие испытания, а особливо пиры в их честь и череду поздравлений, непросто пережить. Но не боись! Я тебя не брошу. Ванильку уже предупредил, она свое благословение дала.

– Как она? – проворчал Его Величество. – И лягушонок этот твой… Людвин, как?

Дрюня расплылся в улыбке.

– Лягушонок Людвин грозит в будущем перекричать мамочку, а пока распевается на радость нашим соседям по этажу.

Редьярд полез в ящик стола, вытащил свиток, перевитый золотым шнуром, и протянул шуту:

– Держи.

– Что это? – Дрюня отошел от окна и с любопытством взял свиток.

– Подарок, – король подтолкнул его под локоть, понуждая развернуть свиток. – Графский титул и земли для твоего первенца.

Рука шута дрогнула. Он поднял на Его Величество растерянный взгляд:

– Братец… Ну что ты… Ну зачем?

– Вдруг он не захочет быть шутом, твой лягушонок? Вдруг его ждут дела во славу Ласурии? Это ты, братец, бессеребренник, ни разу у меня ничего не попросил.

– Да мне и не нужно было ничего… – пробормотал Дрюня.

– Да у тебя ничего и не было, – хмыкнул король, – а у него пусть будет.

– Я…

– Только давай без благодарностей, – Его Величество встал, обошел стол и похлопал шута по плечу.

Потом подумал и крепко его обнял.

– И вообще, – сказал он, отступив назад, – не мешай работать! Иди, иди прочь…

Дрюня покинул кабинет, будто во сне, и только в коридоре остановился, не обращая внимания на гвардейцев в красных мундирах, застывших по обе стороны двери. Он все еще изумленно смотрел на свиток, а потом почесал в затылке и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Вот скажите мне, как это возможно, что Его Величество порадовал меня, шута, более чем я – его? Где логика?