Пол Стюарт - Секрет подземелья [litres]

– Ты чувствовал себя здесь защищённым? Тебе было тепло и спокойно? – Голос Кары был тихим и ровным.

– Да, – сказал Мика.

– А то, что было между нами, делало тебя счастливым? – Кара протянула руку и потеребила манжет его куртки.

Мика кивнул.

– Тогда тебе нужно решить, – их взгляды встретились, и Мика увидел, как искрятся её бирюзовые глаза, – станешь ли ты жителем Глубокодома, – сказала Кара. – Останешься ли здесь, будешь как один из нас. Позволишь ли моему отцу защищать тебя, а мне…

– А тебе? – спросил Мика.

Кара встала и обняла его за шею.

– А мне – любить тебя, – прошептала она.

Где же Илай?

Мика выглянул за порог Глубокодома и тихо застонал. На ступенях никого не было, из нависающего над ним тёмного неба тяжёлыми крупными хлопьями валил снег.

Мика поднял воротник куртки и вышел наружу. Он осторожно поднялся по деревянным ступеням частокола и, ухватившись за верхушки заострённых брёвен, вгляделся в исчерченный снегом воздух. Снег падал ему на голову, плечи, руки. Хватка настоящей зимы, казалось, была как никогда крепка, и даже дозорные теперь ходили только до самого нижнего наблюдательного пункта на выступающей скале. Мика снова тихонько застонал.

Где он уже только не искал! В большом зале, в столовой, на кухне. Он искал в спальных галереях, но Илая там не просто не было: его ниша вообще выглядела так, будто в ней давным-давно никто не спал. Мика отправился к горячему источнику, решив, что скалолаз принимает ванну. Но и там его не было, а полдюжины жителей Глубокодома, которых Мика застал в бассейне, тоже ничего не знали о передвижениях Илая. Мика рискнул даже зайти в узкий туннель, который вёл к складу в глубине скалы. Однако в туннеле было пусто, а при виде двери, плотно опутанной паутиной, он даже вздрогнул.

Мику терзало беспокойство, на душе скребли кошки. Он не знал, что и думать о кровопускании, о брате Килиане, о том, что ему сказала Кара. Он больше ни в чём не был уверен. Вот почему ему так нужно было поговорить с Илаем: у скалолаза на всё было своё мнение. Он приподнял бы бровь, блёклую и выцветшую на солнце и ветру, провёл бы пальцем по волосам, не сводя с него своих водянисто-синих глаз, обдумал бы всё и ответил ему своим спокойным, размеренным тоном.

Да, Илай бы знал, что делать. Он всегда знал.

Мика кутался в куртку из толстой кожи и уже собирался возвращаться в тепло кладовой, как вдруг в воздух с визгом и воплями поднялась стайка полезмеев в своих жемчужно-белых зимних шубах. Через мгновение вдалеке показалась сгорбленная облепленная снегом фигура.

– Илай, – выдохнул Мика.

Но когда мужчина приблизился, Мика разглядел серый плащ, красную шляпу и густую чёрную бороду. Это был вовсе не скалолаз, а брат Авель, возвращавшийся из дозора.

Авель стряхнул снег со своей шляпы, приставил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза, и помахал рукой. Мика махнул в ответ, и когда Авель добрался до частокола и поднялся по верёвочной лестнице, помог ему перебраться через острые верхушки столбов и встать на лестничную ступеньку.

– Благодарю тебя… Брат Мика, так ведь? – спросил Авель, и с каждым словом с его бороды слетали снежинки.

– Мика, – ответил юноша. – Хотя, строго говоря, я не брат. Пока нет.

Авель склонил голову, стряхивая снег со шляпы, и смерил Мику взглядом.

– Понимаю, – сказал Авель. – Вы с братом Илаем всё ещё собираетесь покинуть нас, когда придёт оттепель?

– Может быть. Я… – Мика нахмурился. – Вы видели Илая?

– О, да, – кивнул Авель. – Он там, у скалы-клюва. Сказал, что, на его вкус, в Глубокодоме слишком многолюдно, и ему захотелось побыть одному. Я оставил его и дальше глядеть на границу долины – хотя в такую погоду ничего там толком не увидишь. – Авель положил руку, затянутую в перчатку, Мике на плечо. – Пойдём, брат. Нечего тебе ждать его здесь, на морозе. Он вернётся, когда будет готов. Ты голоден?

Мика кивнул. С тех пор, как прошлым вечером он оставил Кару в купальне, у него маковой росинки во рту не было, и в животе урчало.

Авель похлопал Мику по спине.

– Тогда пойдём, поедим чего-нибудь.

Они помогли друг другу спуститься по скользким ступеням. Внизу стоял высокий мужчина. Лицо его обросло щетиной цвета соломы. Авель снял с плеча рог и протянул ему.

– Вот, Джоэль, – сказал Авель. – Береги себя. Этот снег ужасно коварный. Я бы на твоём месте не пошёл дальше скалы-клюва.

Джоэль поблагодарил Авеля за предупреждение и стал подниматься по лестнице. Авель же направился к вешалке из крючков, вбитых в ряд на внутренней стене частокола, и поменял свой промокший плащ на сухой. Мика глядел на него. Он представлял, как сам возвращается из рассветного дозора, снимает холодный мокрый плащ и вместо него надевает сухой, прежде чем погрузиться в тепло и уют Глубокодома.

– Я просто никак не возьму в толк, – говорил Авель, поправляя ворот плаща, – зачем кому-то возвращаться туда, в пустошь, когда у нас здесь всё есть?

Они с Микой, остановившись у входа в кладовую, топали ногами, сбивая снег с ботинок. Мимо проходили и другие жители Глубокодома, тоже направлявшиеся в столовую. Авель и Мика присоединились к ним, и Авель то и дело отвечал на чьи-то приветствия то кивком, то улыбкой.

– Я здесь уже двенадцать лет, и не прошло и дня, чтобы я не благодарил Создателя за то, что привёл меня в Глубокодом. – Авель шутя подтолкнул Мику локтем. – Но тогда я был простым фермером с равнин, а не крепким молодым скалолазом, как ты.

Мика равнодушно пожал плечами, расстёгивая куртку.

– Авель, но ведь там, снаружи, простирается огромная неизведанная пустошь, и я пока не уверен, что готов осесть в одном её крошечном уголке, – сказал он, довольный размеренной тягучестью своего голоса: прозвучало почти как у Илая.

Авель медленно покачал головой. Он вдохнул, и Мика услышал, как воздух просвистел у него между зубов.

– Три года я провёл в мясницком каре, по колено в змеиных кишках, прежде чем решился пуститься в одиночное плавание по пустоши. Вот это я получил в логове Менял. – Авель задрал рукав и показал зловещего вида шрам, который тянулся от локтя до запястья. – А вот их я потерял в горлышке бутыли с ликёром. – Он оскалился: во рту у него не хватало трёх зубов. – Думаю, в пустоши я уже видел всё, что хотел, – фыркнул Авель.

Они с Микой вошли в столовую, куда жители Глубокодома уже вовсю стекались на обед, и сели за один из длинных столов. Тут же подошли прислужники, которые разложили приборы. Мика по достоинству оценил появившееся перед ним блюдо подрумяненных змеиных рёбрышек и дымящуюся тарелку отварной свёклы.

– Когда я наткнулся на это глубокое ущелье, я был едва жив, – сказал Авель. – Это была середина лета. Моя фляга с водой три дня как опустела, я умирал от жажды, – он мрачно покачал головой, – но пророк меня принял. Напоил, накормил. Предложил кров и защиту. Я почувствовал, что наконец-то обрёл свой дом.