Дмитрий Туманов - Путевой блокнот [litres]

– Предсказание сбылось – сестры встретились… – с нескрываемым ужасом произнес аббат, скосив на меня ошалело-восторженный взгляд.

– Не будем делать скоропалительных выводов, – одернул Игнациуса его «старший брат». – Наши братья заводили эти часы каждый день, и десятилетия беспрерывной эксплуатации износили часовой механизм. Чудо в том, что он вообще проработал столько лет без ремонта. Впрочем, следует признать, что господин Игорь прошел и это испытание.

– Вот и ладушки, – облегченно вздохнул я, догадываясь, что из арбалета в меня стрелять уже не будут. – А где третьи Звездные врата?

– В смысле? – недоуменно поднял бровь кастелян. – В монастыре имеются только два портала. Третьего здесь и не было никогда.

– Может быть, вы просто про него не знаете?

– Маловероятно, – покачал головой Октавиан. – Половину своей жизни я провел в должности кастеляна. В монастыре просто нет таких мест, где бы я не был и куда бы не мог войти…

– Вообще-то есть, – робко вклинился Игнациус. – Запретная комната.

– Она опечатана уже семь десятков лет, и туда никто не имеет права входить! – возразил ему Октавиан, гневно сверкнув глазами из-под кустистых бровей. – Это личная молельня Повелителя.

– А сам Повелитель может туда войти, когда вернется? – уточнил я.

– Конечно, – неожиданно легко согласился ключник. – Но сначала он должен доказать, что он – Повелитель.

– Разве доказательств еще не достаточно? – улыбнулся я, поочередно кивнув на статую Аполлона и поломанную сестринскую композицию.

– Нет, – уверенно мотнул головой Октавиан. – Это все могло быть подстроено Врагом нашего великого господина. Но через последнее испытание Враг не пройдет.

– Ну так давайте уже испытывайте меня! – патетично развел я руками. – Чего зря время тянуть?

– Как скажете, – загадочно произнес Октавиан и, постучав арбалетным прикладом в храмовые ворота, торжественно провозгласил: – Человек, называющий себя Повелителем, желает пройти испытание!

– А что, были и другие желающие? – осторожно поинтересовался я, когда обитые медью створки неожиданно легко стали открываться передо мной.

– Были, – кивнул ключник. – В первые годы после ухода Повелителя всякая шалобродь пыталась пролезть на его золотой трон. Они чуть ли не в очередь тут стояли. Потом монахам надоело все это безобразие: парочку проходимцев повесили на монастырских воротах. После этого количество именующих себя Аполлонами сократилось до нуля. Но порядок испытания остался прежним…

– В части виселицы – тоже?

– Ну а как же! Традиции надо блюсти и уважать! – усмехнулся Октавиан и кивнул головой в сторону согбенных старцев, с трудом крутивших вороты лебедок. – Вот тому пример: братьям уже за восемьдесят, но от почетной обязанности открывать храмовые ворота их никто не освобождал. Если кто-то из них помрет на рабочем месте – сразу в святые отцы запишем. Ты так-то не переживай – тебя тоже запишем, если что. А вот и твое последнее испытание несут.

– Это что? Или кто? – недоуменно спросил я, наблюдая, как двое старичков, отдуваясь через каждые несколько шагов, тащат носилки, в которых громоздится куча тряпья, очертаниями отдаленно напоминающая человека.

– В нашем монастыре остался только один монах, который в молодости лично общался с Повелителем. Зовут его брат Цырь, и этой весной ему уже стукнуло девяносто. Однако, несмотря на свои преклонные годы, наш старейшина еще не впал в маразм. Поэтому он сразу почует подвох – на очной ставке.

– Но ведь ваш Повелитель должен был вернуться в другом теле? – встревожился я, догадываясь, в чем таится подвох. – Разве не так?

– К сожалению, брат Цырь давно ослеп, – наигранно вздохнул Октавиан. – Но он прекрасно помнит речь Повелителя, тепло его рук, доброту его сердца. Брат Цырь! Человек, именующий себя Повелителем, хочет пройти испытание!

– Хорошо… Пусть подойдет поближе… – прошелестела куча тряпья, открыв лицо, желтое и сморщенное, словно печеное яблоко. – Еще ближе… Еще!

– Да куда уж еще ближе, – поморщился я, поскольку брат Цырь и так-то в целом не благоухал, а уж из его беззубого рта конкретно воняло падалью, словно из норы со сдохшей крысой.

– Дайте мне прикоснуться к его лицу, – возбужденно прошипел голос из помойки, обдав меня гнилым смрадом. – Я хочу потрогать кожу его молодого лица, пощупать его уши, губы, зубы… У него ведь есть зубы?

– Ну, знаете ли, это уже перебор! – возмутился я, отшатнувшись от тянущихся ко мне иссохших корявых пальцев с кривыми почерневшими ногтями. – Что-то мне расхотелось это ваше испытание проходить!

– Даже и не думай!.. – ехидно прошипел сзади кастелян, толкая мне в спину арбалетом. – Откажешься – пристрелю на месте!

– Да чтоб тебя… – обливаясь холодным потом, произнес я. – Чтоб тебе черти в аду этот арбалет в зад затолкали!

– Хорошая кожа, – довольно чмокнул Цырь, вцепившись в мою руку. – Мягкая, нежная, теплая. У Повелителя была такая же… А еще я помню его запах – это воистину божественная амброзия! А его голос! Его дивный чарующий голос – я узна́ю его из тысячи!

– Его образ на сердце высечен, – не удержался я вставить шпильку.

– Именно так, – грустно вздохнул Цырь, отстраняясь от меня. – Что же я могу сказать вам, братья? Этот человек – не Повелитель.

– Черт… – тоскливо произнес я, отчетливо слыша за своей спиной характерный скрип взводимого арбалета. – Ну как же так, Странник? Как же ты этого не предусмотрел?! Меня сейчас пристрелят в твоем же храме!

– Да, он не Повелитель… – снова прошептал Цырь. А затем – произнес одно только слово, которое перевесило все до этого сказанные: – Пока.

– То есть как? – не понял Октавиан. – Это невозможно! Сущность Повелителя однозначна, словно человеческая жизнь. Промежуточных состояний не бывает – человек может быть или жив, или мертв…

– Или в пути, – прошелестело ему в ответ. – А как этот путь закончится – зависит только от него самого.

На этом мудрая куча тряпок закончила свою аудиенцию и укатила восвояси. Я повернулся к кастеляну – вид у Октавиана был сильно озадаченный. Однако арбалет он разрядил: уже прогресс.

– Я тоже ничего не понял, – буркнул он в ответ на недоумение, определенно читавшееся на моем лице. – Будем считать, что испытание пройдено. Я отведу тебя в Запретную комнату, а там уж разбирайся как знаешь.

Запретная комната находилась в подвале храма Аполлона. Люди здесь не бывали очень давно – коридор, ведущий к двери, был сплошь покрыт плесенью и буквально зарос паутиной. Сама дверь – крепкая, окованная бронзовыми полосами, оказалась опечатана сургучными штампами, почерневшими от времени.

– Здесь печати всех кастелянов, которые принимали свою пожизненную вахту, – горделиво произнес Октавиан, указывая на череду оттисков на дверном косяке. – Последняя – моя.