Мила Бачурова - Пароль «Аврора» [СИ litres]

Толян правил своим государством железной рукой, правил жестоко и несправедливо, но, надо отдать ему должное – голода и тяжелых болезней, вроде дизентерии, во Владимире не знали. Тут без сбоев работали электростанции, население исправно снабжалось водой, а в полях колосились овес и пшеница. Никого, кто смог бы управлять всем этим сложным хозяйством в отсутствие Толяна, Кирилл среди окружения диктатора не высмотрел. Судя по всему, Толян, хитрый и дальновидный политик, специально не подпускал к себе возможных конкурентов…

Так можно было бы рассуждать, не побывав в плену у Толяна, думал Кирилл. Герману просто не доводилось там бывать. И никому из адаптов, до стычки под Владимиром, не доводилось.

***

На протяжении рассказа Вадима Кирилл постепенно осознавал очевидное. Признание Рэда в «вероломстве» – так же, как и вся, изложенная командиром, версия событий – преследовала единственную цель: выгородить его.

Бедного Кирилла обманом заманили к Толяну, чтобы обменять на пленных адаптов, бедную Дашу гнусной ложью вынудили сотрудничать, чтобы устроить взрыв оружейных складов, а Кирюша – невинная жертва заговора, белая и пушистая. Вопрос о том, в каком виде представали глазам бункерных жителей сами адапты, Рэда, по-видимому, беспокоил меньше всего. Железная адаптская логика – за бойца отвечает командир. И неважно, где этот самый командир при том находится, рядом с бойцом или у черта на рогах.

– Сталкер и Жека, – помолчав, напомнил Кирилл. – Вы сказали, что они тоже обгорели. Их… хотя бы вылечили?

– Кирюша, – с обидой произнес Григорий Алексеевич, – не надо думать о нас, как о бездушных монстрах. Разумеется, вылечили!

Кажется, врач ждал извинений. Но Кириллу было сейчас не до того.

– Сколько прошло времени? – морщась от собственных безрезультатных попыток подсчитать, спросил он.

– Почти три недели. Ты очень долго болел.

– И за все это время сюда никто не приходил?

– Никто. Включая Германа! – с неудовольствием уточнил Вадим. – Он даже не счел нужным обсудить произошедшее с нами. И хотя бы попытаться извиниться, за себя и своих…

– Три недели?! – дошло до Кирилла. – Целых три недели – никого? Даже продукты не привозили?

– Нет. Я лично объявил Сталкеру, что мы в состоянии обойтись урожаем с собственных делянок. Не нужно думать, что за пучок свежей зелени мы готовы стерпеть любое вероломство! И всё. Больше адапты здесь не появлялись. Даже поинтересоваться твоим здоровьем не пытались.

– Неправда! – прозвенел вдруг от двери тонкий голосок.

На пороге палаты появилась Даша, растрепанная и разгневанная.

Взрослые накинулись на нее все разом.

– Дарья?!

– Что ты здесь делаешь?!

– Ты что, подслушивала?!

– Ты должна быть в своей комнате!

– Ничего я никому не должна, – категорически заявила Даша. – Сами меня к Кирюше не пускали, говорили, что болен, а сами – вчетвером тут сидите! А я в комнате торчи, как арестованная? – Войти она все же не решалась, жалась к косяку.

Кирилл с усилием поднялся.

– Даш, иди сюда.

Даша очень быстро – кажется, опасаясь, что ее могут выставить, – устремилась к его кровати. Села на краешек и взяла Кирилла за руку.

– Как хоть ты? – расслышал он заданный осторожным полушепотом вопрос.

Улыбнулся знакомым словам. И отозвался в том же духе:

– Нормально.

Вадим выразительно закатил глаза:

– Боже, что за лексика?

– Я хорошо себя чувствую, – поправился Кирилл. – Спасибо за заботу, – и подмигнул Даше.

Та с облегчением рассмеялась.

– Что – неправда, Даш? – посерьезнев, спросил Кирилл. – О чем ты?

– Во-первых, они наверняка появлялись! – сердито оглянувшись на взрослых, заявила Даша, – вот, к бабке не ходи!

Кирилл поперхнулся. В тонком голоске явственно прозвучали интонации, слишком хорошо ему знакомые.

Джек во время визитов в Бункер времени, очевидно, не терял. И как-то даже предполагать не хотелось, чему еще, помимо виртуозных хищений всего, что плохо лежит – а то, что лежало хорошо, следовало, руководствуясь той же людоедской логикой, переложить так, чтобы лежало плохо, – мог обучить невинную барышню.

– Они бы тебя не бросили, ни за что, – уверенно продолжила Даша. – Они наверняка снаружи! Ждут, пока ты поправишься.

– Ерунда, – отрезал Вадим.

– И никакая не ерунда! – В голосе девушки еще отчетливей зазвучали упрямые нотки. И это – скромница-послушница Дашенька! Кто бы мог подумать…

– Дашонок, – вздохнула Елена. – Ты прекрасно знаешь, что снаружи установлены камеры. И если полагаешь, что стоят они там для красоты, глубоко заблуждаешься. Я готова поклясться, что за весь прошедший месяц ваши с Кирюшей… знакомые здесь не появлялись.

Даша умоляюще посмотрела на Кирилла. Тот вздохнул. Голову ломило все сильнее, а от голода уже начало подташнивать.

– Вы разрешите мне подняться в рубку, чтобы лично в этом убедиться?

То, что происходило дальше, до смешного напомнило адаптские товарообменные торги.

В результате переговоров Кирилла обязали провести в постели еще двое суток, без возражений принимая пищу и лекарства. За это его на третьи сутки в сопровождении всех заинтересованных лиц доставили в кресле-каталке в рубку. Кирилл попытался было идти самостоятельно, но скоро с отвращением понял, что такими темпами добираться будет год.

Хорошо, что хотя бы руки начали нормально двигаться, – думал он, расположившись за пультом. И карусель в башке, наконец, прекратилась.

Кирилл вставил в ухо наушник, подключенный к внешнему микрофону. Ничего, кроме шума ветра, снаружи не доносилось, и от собственного усиленного динамиком голоса он вздрогнул.

– Сталкер! – разнеслось над поляной. – Лара! Жека! Есть тут кто-нибудь?

Камера, подтверждая слова Елены Викторовны, показала знакомый до оскомины унылый пейзаж: освещенную луной мокрую траву, бетонный забор с колючей проволокой и темные деревья вдали. Никаких живых существ, за исключением спугнутого криком ошалелого зайца, молнией метнувшегося прочь, Кирилл не увидел.

– Убедился? – Бункерные коллеги во главе с Вадимом расположились полукругом за спиной Кирилла. – Теперь видишь, что мы не обманываем – ни тебя, ни Дашу? Может быть, вернешься в постель?

– Спасибо, не сейчас. – Кирилл вглядывался в монитор, поворачивая камеру в разные стороны.

Елена вздохнула.

– На тебе ведь лица нет, – посетовала она, – смотреть больно! Тебе нужно силы восстанавливать, а не заниматься бог знает чем.

– Мы договорились, – не оборачиваясь, напомнил Кирилл, – что в течение тридцати минут вы мне не мешаете.

Елена Викторовна обиженно поджала губы: