Сергей Чернявский - Сказка На Ночь II: Имаго

– Над чем сейчас работаете? – сразу перешёл к делу майор.

– А что, даже в разведке всё так засекречено? – лукаво улыбнулся Станислав Борисович.

– Нет, – сухо отрезал Михалыч. – Ваш проект заявлен чуть ли не как прорыв в медицине на ближайшие сто лет, возможность достижения бессмертия и как вариант создание идеального солдата.

– Ну, последнее для нас не обязательно, хотя в сложившейся ситуации – не помешало бы, да, не помешало бы…

– Один в поле не воин.

– Не скажите, не скажите, это смотря какой.

– Хватит интриговать, ведите, показывайте ваш «прорыв».

Бондаренко вежливо поклонился и побежал открывать перед майором дверь. Тот недоумённо пожал плечами и вышел в коридор.

– Прошу за мной, – повёл его учёный, став рассказывать по дороге о проекте. – Год назад к нам попал один мальчик. По свидетельствам очевидцев он мог силой мысли или взгляда разбивать вещи и даже рубить деревья.

– Даже так?

– Да-да, представьте себе. Но это проверить не удалось, так как задержание, во время которого ваши спецслужбы передрались по ошибке, привело к тому, что мальчик впал в кому.

– Наши перестарались?

– Не «наши», а «ваши». Может быть, но всё же основную роль сыграл двадцатитонный грузовик, врезавшийся в парня на полной скорости.

Майор присвистнул.

– М-мать… Подождите, вы сказали, что после этого он впал в кому? Он что – остался жив?!

– Именно! – в это время они подошли к лестнице и начали спускаться. – А вот грузовик восстановлению не подлежал. Молодой человек получил повреждения внутренних органов и множественные переломы. А вот дальше началось самое интересное: когда мы начали оперировать, пытаясь спасти его жизнь, вся полость его тела заполнилась чёрной жидкостью, в которой, как в супе, плавали его внутренние органы. Хирургические разрезы стали затягиваться, оставляя на коже тонкие полоски чёрной смолы. Мы отступились, а когда через пару дней сделали томограмму, его физическое здоровье не вызывало опасений. Парня перевезли сюда, и начались долгие исследования.

На первом этаже учёный открыл неприметную, без опознавательных знаков дверь справа, за которой обнаружилась ещё одно лестница вниз. Михалыч удивлённо хмыкнул, для верности пропустив Станислава Борисовича.

– Вот мы и подошли к самому интересному: каковы результаты?

– Здесь не всё так однозначно, – несколько замялся Бондаренко. Дальше он заговорил не так увлечённо, наоборот гораздо медленнее и тщательно подбирая слова: – Основная трудность, с которой мы столкнулись – это невозможность взятия его крови на анализ.

– Как так?

– Сейчас-сейчас объясню, мы как раз пришли. – Лестница упёрлась в крохотный цементный пятачок, служивший ковриком у массивной металлической двери, с тёмным окошком посередине. Учёный положил ладонь на окошко, и неоновая линия обрисовала руку. Станислав Борисович оторвал кисть, контур её остался, затем, подтверждая соответствие, изменил цвет на ярко-салатовый. Экран с рукой изменился на большой калькулятор. Бондаренко быстро пробежался по цифрам, набирая код. Дверь пискнула и приотворилась. Учёный широко открыл её, и шутливо поклонился, пропуская вперёд военного. Тот, на сей раз, воспользовался этим.

Майор оценил дислокацию: небольшой подвальный зал, метров семь в ширину и десять-двенадцать в длину, перегорожен посередине прозрачной стеной. По эту сторону большая часть пространства заставлено столами, тумбочками, шкафами, стульями, на которых стояли компьютеры, принтеры, громоздкие лабораторные агрегаты, мини бара-камеры, многочисленные датчики и кучи, кучи бумаг. Сотни белых листов, испещренных машинописью, покрывали столы, стулья и даже отдельные участи пола, подобно первому снегу. Во всём этом хаосе, словно рыбы в воде, обитали учёные и лаборанты. Они разговаривали, смеялись, спорили, кричали, стучали по клавиатурам, делали пометки на листках, что-то смешивали в пробирках, что-то разглядывали в микроскопах… В общем, шёл обычный рабочий день научного учреждения, способный свести с ума любого дисциплинированного военного.

Во второй, дальней, половине зала стояла единственная вещь: бледно-голубой саркофаг, с прозрачной крышкой. К нему из углов комнаты тянулись серые нити кабелей, в остальном эта половина была девственно чиста. А в саркофаге лежало что-то, лишь отдалённо напоминающее человека: худое до измождения тело, космы чёрных волос, борода и усы, закрывавшие почти всё лицо.

– Вы что, заменили мальчика бродягой или дохлую обезьяну не успели до конца побрить? – недовольно спросил Михалыч. Он явно был разочарован увиденным.

Станислав Борисович смутился.

– Да мы как-то не задумывались о его внешности, разве это важно?

– Сразу видно – учёные, обо всех по себе судите. Как вы вообще с ним сотрудничали? Он что, ни разу не попросил зеркала?

– Всё дело в том – когда мы обнаружили, что парень выходит из комы, мы поместили его в саркофаг и стали, время от времени, закачивать туда усыпляющий газ, чтобы он не очнулся. Питание подавали внутривенно.

– Зачем?!

– Ну… он мог быть потенциально опасен, так-то оно спокойнее… – нерешительно ответил Бондаренко, поправляя очки.

– И в итоге вы целый год тратили государственные средства, даже не узнав, на что он способен?! – Березин был готов прибить трусливого учёного. Хаос вокруг них замер, прислушиваясь к разговору. Кажется, даже аппаратура стала попискивать тише.

– А мы не пытались получить идеального солдата! Его организм представляет больший интерес для медицины, чем для военщины! – выпалил Бондаренко, и замер сам, испугавшись собственной смелости.

– А это не вам решать! – рявкнул майор. Ноздри его хищно раздувались, он стал похож на бешеного быка. Пару секунд он постоял, старясь взять себя в руки. Наконец он продолжал, уже практически спокойным голосом: – Хорошо. Показывайте, что вы открыли в разделе «Медицина».

Станислав Борисович почему-то не обрадовался этой просьбе.

– Видите ли, как я начал говорить раньше, – начал он, нервно сплетя руки, – мы столкнулись с кое-какими трудностями. А именно – невозможность анализа крови молодого человека. Всё дело в том, что взятая кровь через пару минут начинает менять цвет на чёрный и растворяется в воздухе. Немного дольше она сохраняется, если её связать с другими материалами: деревом, сталью, резиной. При этом она изменяет не только цвет, но и свойства материала. Преобразовывая его во что-то новое. Самый интересный эффект она даёт на живых объектах. Подопытные мыши изменялись, превращаясь в своё подобие, но чёрного цвета, причём их кожа стала напоминать резину, которую трудно было проколоть иглой, они становились гораздо сильнее, могли пробить стенки клетки.