Макс Мах - Голубая луна

— Новгородцы, — крикнула она, привстав в стременах, — я воевать с вашим князем не собираюсь. Приехала попрощаться. Не пугайте гридней! Отойдите от ворот!

Толпа колыхнулась, по ней прошел гул. Люди переговаривались. Решали. Потом начали потихоньку отходить от башни, так что вскоре у ворот осталась одна только Герда, даже наемники отъехали.

— Ну, что, — крикнула Герда, оборачиваясь к крепости, — портки переодели? Тогда открывайте. Я приехала по приглашению Великого князя. Или он передумал?

— Я не передумал! — Иван стоял на башне, смотрел на Герду. — Извини, принцесса, за трусость моих людей. И ты, народ Новгорода, прости! Хотите войти, входите! Обещаю, ничего плохого с принцессой Герардиной в детинце не произойдет. Жизнью клянусь!

Ворота открылись, но Герда остановила двинувшихся, было, к башне людей.

— Не надо! — Крикнула она. — Князь слово дал.

— Юэль, Ян, Тильда, — обернулась она к наемникам, — составите мне компанию?

И вот они стоят друг против друга, Герда, а напротив нее Иван и Шарлотта. Бледные, пряча глаза, — Иван, впрочем, нашел в себе силы поднять взгляд, — смущенные, расстроенные, едва ли не раздавленные свалившимися на них обстоятельствами, не знающие, куда себя деть, что сказать. Они, но не Герда. Поэтому, наверное, пришлось начать именно ей.

— Закон — есть закон, — холодно сказала она, нарушив тягостное молчание. Смотрела она при этом на одного лишь князя Ивана. Шарлотта ее больше не интересовала и смотреть на нее Герде было неинтересно. Все, что она хотела увидеть, она уже увидела.

— Герда! — всхлипнула Шарлотта, но Герда на это никак не отреагировала.

— Новгород не может позволить себе ни войны с империей, ни гражданской войны, — произнесла она вслух то, что должен был сказать ей сам Иван.

Но он молчал. Молчали и все остальные.

— Иван, не молчи! — потребовала тогда Герда, по-прежнему, полностью игнорируя Шарлотту.

— Ты могла бы остаться с нами, — неуверенно предложил мужчина.

«Любовь втроем? Щедрое предложение! И как долго продлится мое стыдное положение при новгородском дворе?»

— Не обсуждается, — сказала она вслух. — Собственно, я собиралась прийти к вам сегодня, чтобы сказать, что уезжаю. Как ни больно, но такова жизнь, таковы ее сраные законы.

При слове «сраные» Иван вздрогнул, а Шарлотта заплакала.

— Хотела сказать вам, что вы в этом не виноваты. Что я по-прежнему вас обоих люблю, и поэтому должна уехать.

— Хотела? — нахмурился Иван.

Похоже, он кое-что уловил. Интонацию, грамматику фразы или может быть, заметил, как сгустилась вокруг Герды тьма. Хотела она того, или нет, но гнев никуда не делся, и удерживать его в узде ей было совсем непросто.

— Хотела, — подтвердила Герда его догадку. — Предполагала… Но не скажу.

— Что случилось? — Вот теперь его пробрало по-настоящему.

Шарлотта все еще тихо плакала, но, похоже, Иван уже понял главное: случилось что-то ужасное, непоправимое, что-то настолько омерзительное, что и он, и Шарлотта перестали быть для Герды теми, к кому она собиралась идти со словами дружеского прощания.

Герду, однако, его вопрос удивил.

«Он что, не знает?! Весь город знает, а он — нет?»

— Случилось? — переспросила она. — Случилось то, чего следовало ожидать, — продолжила она спокойно, без видимого нерва, после короткой паузы. — Прошлой ночью на меня было совершено покушение, а вечером — еще два. Три покушения, Иван, или не знаешь?!

— Кто? — голос Ивана сел, и он, казалось, не произнес вопрос вслух, а выхаркал его, выкашлял, хрипло пролаял.

— Твой телохранитель Лукьян, Иван.

— Он…

— Он мертв, — с откровенным сожалением в голосе сообщила Герда. — Жаль, конечно. Его стоило бы допросить… Вдруг его послал ты? Нет? Ну, и слава богу! Но он был не один, и нам пришлось их всех убить. Семь человек, Иван. Семь! И всех я видела среди твоих гридней. Всех до единого!

— Господи! Герда, ты же понимаешь, что… Я даже не знал, что там были гридни… Мне сказали, было нападение, но вы отбились. Я, вообще, хотел, спросить, почему ты отослала стражу… Теперь понимаю… — На него было страшно смотреть, попросту говоря, он был уничтожен.

— Я не…

Герда не думала, что убийц послал к ней князь Иван. Скорее всего, ближники князя предприняли попытку ее убийства по собственному выбору. Из лучших побуждений, так сказать, из любви к хозяину. Но это были его люди, — и, соответственно, он нес ответственность за их поступки, — и кроме того, оставалась вероятность, — пусть небольшая, но отнюдь не ничтожная, — что это был все-таки он. Почему бы, нет? Потому что клялся ей в любви?

— Спасибо за добрые проводы, Иван! — сказала она, почувствовав приход зла.

Это было несправедливо и недальновидно, в лицо и при свидетелях обвинять Великого князя в подлости, неблагодарности и коварстве. Вот теперь, если бы он любил ее хоть на каплю меньше, чем утверждал прежде, Герде действительно не жить. Достаточно Ивану повести бровью, и гридни избавят его от настырной бывшей. Во всяком случае, попробуют это сделать, и, если будут продолжать «пробовать», ей не жить. Тягаться с целым государством не под силу даже такой сильной колдунье, как она. Но, похоже, Иван ее, и в самом деле любил.

— Герда! — он все-таки взял себя в руки. — Ты же знаешь, как я тебя люблю! Я бы никогда…

— Ирину ты ко мне тоже не подсылал?

— Какую Ирину? — нахмурился совершенно сбитый с толку Иван, впрочем, так и задумывалось.

— Ах, да! Ты знаешь ее под другим именем. Ирина — это боярыня Василиса Борецкая. Она очень сильная колдунья. Чуть ли не глава новгородского ковена.

— Я даже не знал, что она колдунья.

— Теперь знаешь. К слову, она сказала, что ее послал убить меня князь Белозерский.

— Ты это точно знаешь?

— Я ее пытала, Иван, — покачала головой Герда. — Жестоко, без снисхождения. Злая была, особо не церемонилась…

— Она?..

— Мертва, разумеется, ведь ты бы ее отпустил, не наказав, точно так же, как выпустил своего брата…

На самом деле, она хотела сохранить Борецкой жизнь, но потом передумала и свернула ей шею. Действительно была зла.

— Ты права, — тяжело вздохнул мужчина, неохотно признавая свою ошибку, свою нерешительность. — Я снова проявил слабость… И зря. Глеб будет сейчас же арестован.

— Ты хозяин, — пожала плечами Герда, — тебе и решать.

— Кто третий?

— А вот третий самый интересный, знаешь ли… — улыбнулась она, но, по-видимому, улыбка у нее получилась нехорошая.

— Карлотта де Роз, Каро, твоя фрейлина принесла мне пропитанное ядом письмо. Откроешь такое, и все, — сказала она, переждав приступ бешенства. — Попыталась меня отравить, сука! Меня! По твоему приказу, Каро! Скажешь нет?

— Как ты смеешь?! — неожиданно взбеленилась принцесса. — Мало ли, кто что…