Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

Тьма окутала портрет Вайго Властного, затанцевала на тяжелой золочёной раме. Едва приподнятые уголки полных царёвых губ разъехались в чужой, жадной ухмылке, но глаза – голубые, словно речная вода, – ожили и зажглись усталой печалью.

Грех совершили. Грехи только начались. Но страстолюбец не мог ничему помешать.

Никому не дозволили покинуть терем. Рыцари встали на входах, с ними – те стрельцы, что приняли их сторону. Света не гасили, столица должна была верить: пир продолжается; верить, пока не станет ясно, что делать дальше. С пленённым царем, с мёртвым царевичем, с сухим фактом: пресечена и Вторая династия. Так что же дальше? Но это Янгреда пока не занимало. Оставив распоряжения на командующих, он и сам вернулся в чужой дом, хотя не особо понимал, нужен ли там.

Комната плыла. Монахини, четыре разом, суетились над Хельмо. Сняли с него кафтан и сапоги, обтирали чем-то виски, жгли в курильнях чёрный ягель с вулканов – тот, что держали для раненых как обезболивающее. Дым окутал распростёртое тело, но даже в дыму было видно: по лицу расползается отдающая лунным светом бледность, в то время как под опущенными веками наливается чернота. Наверное, что-то похожее видели древние люди, когда умирал их бог.

Янгреда по-прежнему мутило, и, не приближаясь к монахиням, он привалился к стене у двери, ослабил верхнюю шнуровку на рубашке. Стоящее перед глазами лицо Гнилого не давало думать; действия женщин казались суматошными, не имеющими смысла. Он стиснул зубы: нельзя отвлекать их, тем более пугать гневом. Он не знает ни одного врачебного таинства, не ему учить своих монахинь. Хельмо пустили кровь, разгоняя дурную. Она потекла в таз – тёмная, вязкая. Нормальная никак не шла, да осталась ли она? Они же убьют его, а не спасут. Янгред не выдержал и вышел прочь, там саданул кулаком по стене и снова к ней привалился.

– Я знаю эту отраву. И лучше бы тебе его добить. Чем меньше её примешь, тем медленнее она убивает. Но убивает почти всегда.

Янгред разлепил отяжелевшие веки. Хайранг стоял перед ним и старался выглядеть спокойным, вот только руки тряслись. Он боялся собственных слов и чужого лица, боялся комнаты, боялся валящего оттуда чёрного дыма. И правильно боялся.

– Яд на метеорной крошке. Он из Цветочных королевств. Говорят, короля Эндре убили именно таким. Видишь, как кожа светится?

– Хельмо принял совсем немного, если я понимаю правильно, – отозвался Янгред. – Он очень сильный. И прошло мало времени.

Из комнаты повеяло сквозняком. Теперь, когда ягель прогорел, жрицы открывали окна и прогоняли остатки дыма. Хайранг сглотнул.

– И всё же. Скорее всего, у него нет шансов…

– Замолчи, – сухо оборвал Янгред. – Что бояре?

– Многие поверили. – Как и почти всегда, Лисёнок покорно проглотил грубость. – Почти все, царь же сам повинился. Мы заперли его. Бормочет что-то, раскачивается… Он тоже не жилец. Обезумел. – То ли от сквозняка, то ли от своих же слов Хайранг вздрогнул, запнулся. – Янгред… что нам делать? Ты хоть понимаешь, в какой дряни мы оказались…

Янгред обернулся. Хельмо пришёл в себя, в горячке метался на постели; его руки перевязывали. Кровь, уже светлая, нормальная, пропитала всю перину.

– Царь - тварь… – пробормотал Янгред, едва слыша рядом: «…по самое горло?»

Монахиня присела подле Хельмо и удержала с удивительной для хрупкого сложения силой; вторая влила в рот какой-то отвар. Первая стала бережно, говоря что-то, наклонять его голову над тазом. Рвота пошла кровавая.

– Послушай, друг мой. – Янгред с усилием отвернулся, подступил к Хайрангу вплотную и крепко сжал его плечи, как уже не раз. – Внимательно послушай.

– Да, Ваше Огнейшество?

– Прекрати! – Янгред встряхнул его. Он понимал, что взбесился не ко времени, но не выдержал, встряхнул ещё раз, и Хайранг покачнулся на своих длинных неуклюжих ногах. – Слышишь? Прекрати делать вид, будто мы друг другу никто. Хватит. Это не так, и никогда не было. Думаешь, когда я повернул войска, я шёл за одним Хельмо?!

Хайранг молча, напряжённо поглядел Янгреду за плечо. Судя по всему, с Хельмо не происходило ничего хорошего.

– Я не знаю, – пробормотал он наконец. – Я старался не думать, Зверёныш.

– Подумай… – внутри что-то оборвалось, но одновременно чуть оттаяло, – Лисёнок. Но сейчас не о том. Ты хочешь знать, что мы будем делать? Я расскажу.

– У тебя, – Хайранг снова посмотрел на него, с надеждой, – что, уже есть план?..

– Нет. Плана у меня пока нет, но я…

Зазнобило. Он закусил губу, собираясь: мир вдруг потемнел и поплыл, но именно в этом кишащем изломанными тенями мареве пришло наконец решение. Ну конечно. Всё просто, путь теперь один. Стало спокойно. Стало даже слишком спокойно.

– Янгред?..

Хайранг закашлялся: он наоборот начинал паниковать. Янгред приблизил лицо к его лицу и продолжил:

– Я ручаюсь, Хайранг. Ручаюсь . Если он… – Янгред бросил в комнату очередной взгляд, – если он умрёт, город не отделается просто. Мы разошлём людей и поднимем полки. Возьмём власть и повесим Гнилого. А потом мы…

Хайранг, опять вздрогнув, попытался шагнуть назад. Его глаза расширились.

– Ты сошёл с ума. Ты ведь шутишь со мной?

Янгред не выпустил его. Хайранг был без брони, и он чувствовал сквозь ткань кожу, – ровно тёплую кожу человека, которому не грозит смертельная опасность, а не мучительный жар отравленной жертвы. Пальцы сжались крепче. Хайранг сдавленно зашипел.

– Почему же? – Туман в голове осушил горло, слова царапали его. – Я ведь принц, Лисёнок. Забыл? И я не хуже моих коронованных тряпок. А ты барон… и ты мне важен.

От него снова попытались вырваться. Хайранг завертел головой, явно думая звать на помощь. И чего боится? Одной рукой Янгред на всякий случай зажал ему рот и заговорил опять, отчётливо слыша себя со стороны:

– Братцы умрут от счастья и всё одобрят. Разве не нужны нам земли, больше земель? Нас здесь много. Нам доверяют. – Он улыбнулся и увидел: зрачки Хайранга сузились. – Если не будет того, кто вёл нас и за кого мы бились, я лишу покоя его убийц. Разве заслуживает спасения народ, выбирающий таких царей? Нет… он заслуживает меня. Может, хоть я очищу это всё от гнили? И здесь будет иное королевство? Моё…

Кто-то шептал и шептал его голосом – и ослаблял его боль. Он отомстит, отомстит за Хельмо, а дальше всё сделает правильно. Закончив, Янгред осознал: с губ не пропала широкая уверенная улыбка, скулы свело. Так он не улыбался никогда. Никто в Свергенхайме так не улыбался, это ведь был край блёклых теней, боящихся выказывать малейшую радость, знающих: злой мир может увидеть её и отнять. Чужая улыбка; он отравился ею, нет, он впустил её в себя, как и всю прочую дрянь, клубившуюся в дворцовом тереме. Его, кажется, отстроили на месте прежнего, почти на обгорелых костях Властного. Что ж. Славно.