Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

Янгред, глаза которого при первых словах потеряли обеспокоенное выражение, снова насторожился, аж стиснул зубы. Да что такое? Почему просто не насладиться хоть раз победой? Покоем? Планами на будущее и гордостью за прошлое?..

– Что завтра? – отчеканил огненный командующий.

– Да ничего. – Хельмо не сводил с него взгляда. – Завтра у Тсино день рождения. Дядя устраивает пир, я должен там быть с боярами, воеводами, их супругами. Правда… – он смутился, – ты, и никто из вас, не приглашён. Не обижайтесь. Это не знак нерасположения, просто будет что-то вроде… семейного праздника.

Лицо Янгреда приобрело замкнутое, бесстрастное выражение.

– Семейного праздника в сотню гостей?

На это можно было только фыркнуть:

– Ну, у нас свои представления о семье.

Янгред кивнул. Казалось, он порывается опять сказать что-нибудь крайне неприятное, в духе недоверчивого дикаря. Хельмо не хотелось спорить, так что он поспешил добавить:

– И мне впрямь очень надо там быть. Я ведь кое-что хитрое задумал…

Он лукаво прищурился – надеялся, что отвлечёт и развеселит Янгреда. Вроде бы удалось: тот заинтересованно поднял брови.

– Что же? Украсть чью-то жену?

– Да ну тебя! – Хельмо снова сел рядом и легко стукнул его кулаком по плечу. – Другое. Мне, как ты помнишь, надо выполнить обещание, данное Чёрному Псу. Так вот, он хочет перо Злато-Птицы – для Имшин, потому что, по поверьям, сияние излечивает безумие. Да только дядя не поймёт, может поскупиться. И я попросил Тсино, к которому птица в последнее время ластится, достать нам одно. Завтра на пиру он мне его отдаст.

– Оно же светится! – Янгред засмеялся.

– Спрячу под рубашку. Буду сам светиться. Все напьются, подумают, им чудится.

– О боги, Хельмо. Может, проще всё-таки попросить перо у самого царя?

Хельмо не преминул припомнить Янгреду его домыслы:

– Ты что же это? А ну как дядя его отравит? Совсем страх потерял?

Янгред улыбнулся, качая головой. Вид его стал более мирным, по крайней мере, он не напомнил ни о тёмных переулках, ни о доспехах, пробормотал только: «Ну хоть не напивайся, от этого тоже умирают» и сам же разлил по чашам остатки медовухи.

Вскоре закатилось солнце.

– Ну что, пора мне его учить, завет отца выполнять. Хельмо на роду написано воеводство. А ты вон всё равно женишься, тебе с молодицей не до него будет…

– На роду, – вкрадчиво оборвал Хинсдро, глядя в светлые, незлые, но дерзкие, да ещё на иноземный манер подведённые глаза, – никому ничего не написано, кроме царевичей.

– Да брось. – Грайно усмехнулся, огладил тонкие усы. – Я же сам видел, он подле стрельцов вечно шатается, интересуется…

– Как и многие мальчишки.

– А что, ты его хочешь… – Грайно фыркнул, – за книги посадить? И за счёты? Не в Думу же его прочишь? А то, может, в монахи?

– Кто знает, он ещё мал.

– В этом возрасте начинается ратное ученичество, – напомнил Грайно. – И я повторю: родители хотели для него именно этого. Да и… – он помедлил, – Вайго хочет. Он обе ветки вашего рода любит, и головастую, и боевую.

– А ты все свои желания прикрываешь желаниями царя? – не удержался Хинсдро. – Почему ты так жаждешь, чтоб и Хельмо однажды сложил голову? Мало тебе…

Глаза Грайно потемнели, раздулись ноздри. Наверное, и слова про царя его задели, и намёк, что мог бы Элию сберечь, – тоже. Подумалось: а ну как ударит? После пиров между думными и ратниками случались и не такие ссоры, большинство царёвых любимцев из тех, что с оружием, никогда не гнушались за него схватиться. Впрочем… Грайно ведь и среди них был на особом счету не просто так, и склоки он чаще разнимал, чем затевал. Как и Хинсдро. За это они друг друга уважали.

– Ладно, – оборвал воевода, опять улыбаясь и прищуриваясь. – Правда, не мне решать. Но и не тебе. Ну давай спросим, что ли?..

И он, вдруг стремительно и грациозно обойдя Хинсдро, первым зашагал с крыльца навстречу забежавшему во двор Хельмо, тащившему под мышкой деревянный меч. Мальчик ошалело замер на месте, выронил игрушку и поднял свои огромные глаза.

– Зд-дравствуй… – первым пролепетал он.

Грайно склонился к нему – ей-богу, сокол над гусёнком. Статный, поверх кольчуги небрежно накинут отороченный мехом богатый кафтан, позвякивают в чёрных прядях бубенцы… Хинсдро ещё только хромал к племяннику – а Грайно уже протянул свою жилистую руку, всю в перстнях, и мальчик, в восторге от такого панибратства, её пожал.

– Здравствуй, мо ́ лодец! – Грайно подмигнул, покосился на Хинсдро и быстро, не ходя вокруг да около заявил: – А я вообще-то к тебе пришёл. Я хочу позвать тебя в ученики.

Хинсдро наконец доковылял до них и остановился. В общем-то, он мог и не приближаться, ведь уже увидел, что отразилось на лице Хельмо.

– Что… правда? – Тот распахнул глаза ещё шире.

– Правда, – кивнул Грайно. – Ну-ка… поднимешь?

Он вынул из ножен свой палаш – и в длину-то не многим меньше самого Хельмо, а какой тяжеленный… Он вложил украшенную бирюзой рукоять прямо в маленькую ладошку мальчика, отступил и фамильярно опёрся Хинсдро на плечо. Ленивое движение – с любопытством склонил набок голову, так, что снова смешливо звякнули бубенцы в волосах.

– Смотри.

Хельмо и глазам своим не верил, и ушам, но пальцы сжал. И ― удивительно – действительно взмахнул смертоносной бандурой, даже сделал какое-то почти круговое движение… его, правда, слегка занесло, и Хинсдро заметил: он потянул кисть, в ней, кажется, даже слегка хрустнули тоненькие суставы. И всё же он не разжал руку и быстро обрёл равновесие. Грайно широко улыбнулся.

– Добро. Так что, пойдёшь ко мне?..

Хинсдро поймал взгляд Хельмо – вопросительно-счастливый, по-прежнему недоверчивый и… просящий. Да, просящий. И Хинсдро сказал, не зная, сладил ли с тоном, сделал ли его достаточно ровным или что-то прорвалось лишнее, огорчённое:

– Чего ты смотришь? Тебя ведь спрашивают. Если хочется, иди. Я…

«Я тебе не хозяин». Но он добавил вместо этого:

– Я благословляю.

И просиявший Хельмо горячо выпалил, возвращая воеводе палаш:

– Да! Спасибо!

– Тогда жду тебя завтра в Ратной слободе… Бывайте, оба.

И Грайно бодро пошёл прочь. У ворот он обернулся и бросил Хинсдро мирный, но снисходительный взор. «Вот видишь?» Тот отвёл глаза, а только спросил Хельмо:

– Рука очень болит? Пойдём, попрошу тебе найти мазь да перевязать шерстью…