Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

– Ты понял меня? – строго, как у ребёнка, только что неправильно перебежавшего дорогу перед телегой, спросил Янгред.

– Ладно. Постараюсь. Я и так почти всегда в кольчуге, а по темноте мы чаще шатаемся все вместе.

Кажется, Янгреда это удовлетворило.

– Тогда давай наконец разопьём это пойло, и ты расскажешь, о чём ещё говорил с царём. Ты ведь тоже не так-то весел. Что он, не хотел отдавать нам ключи?

– Не в том дело…

Хельмо сел и потянулся к кувшину. Рассказывать, в общем-то, было не о чем. Не всё в разговоре с дядей было отрадным, некоторые вещи Хельмо предпочёл бы забыть вовсе. Да только иначе он говорить не мог. Разве нет?..

…В церемониальной палате дядя, заложа руки за спину, спросил:

– Правда ли, что в Весеннюю слободу к тебе приезжали Лябро и другие бояре?

Хельмо и не думал, что повёрнется так. Он долго и тщетно пытался решить, как предостеречь, как изобличить кривотолки, но не повредить старикам. Теперь, не успев ничего придумать, он растерялся. Что делать? Он решил понадеяться на лучшее и ответил:

– Да, приезжали. Сами покаялись?

– Что ты. Батюшка, которому один из них душу облегчал, предупредил.

Хельмо удивился.

– Разве исповедь – не тайна?

Дядя невесело усмехнулся, потёр лоб. Как же у него седины прибавилось…

– Тайна, коли не опасна, Хельмо. Эта же была таковой. Так что они сказали?

Хельмо вздохнул и после промедления всё же произнёс:

– Тебе тогда известно. Они замыслили переворот. Посадить меня на твоё место.

Дядя побледнел, а Хельмо стало горько и почему-то совестно. Почему, если он не согласился, если даже в мыслях такого не держал?.. Тяжело хромая, дядя прошёлся рядом, потом резко остановился, словно споткнулся.

– Как же так?..

Хельмо попытался утешить:

– Они лишь помыслили! И отступились, увидев мой гнев. Они всегда были верны тебе, верность лишь крепчает, если один раз закалить её сомнением. Я уверен, они…

Дядя недобро рассмеялся:

– Так потому ты мне ничего не рассказал? Верность их закалял?

Как же тускло, как разочарованно он глядел, никакой души не хватит выдержать. Хельмо стиснул зубы. В конце концов, он знал, что не виноват, был почти уверен: поступил по чести. Не произошло же никакой беды! И он твёрдо поправил:

– Знал, что они и сами смогут закалиться. – Не удержавшись, он горячо добавил: – А учини они что, я бы тебя защитил.

Но Хинсдро не откликнулся ни на искренние слова, ни на движение: Хельмо шагнул к нему, протянул руку. Дядя не вынул своей ладони из складки широкого рукава, не улыбнулся, а только посмотрел как-то рассеянно поверх его плеча в окно.

– И мальчика моего жизни лишить хотели?

Хельмо дёрнулся, как от удара.

– Тсино… они говорили о постриге в монахи.

– Правильно. А в келье можно и придушить.

– Дядя!

К голове прилила кровь, но, едва стукнув пару раз в висках, наоборот, отхлынула. Внутренне содрогаясь от страха, Хельмо закусил губы. Он стоял теперь изваянием, а дядя опять задумчиво, сутуло ходил вокруг. От него падала длинная, очень отчётливая, какая-то у ́ гольная тень и дрожала на мозаике из мелких камешков.

– И что же ты в следующий раз сделаешь, если кто подумает пойти против меня?

– Всякого, кто пойдёт, остановлю. Уничтожу!

Хинсдро замер напротив и в упор на него глянул.

– Это не ответ на вопрос, мой свет. Остановишь – если пойдут. А если подумают?..

Хельмо понял, что хотят услышать. Но он никогда не смог бы этого сказать.

– Помыслы – не поступки. Помыслы разные бывают.

Хинсдро взглянул ещё строже и грустнее, спросил устало:

– Так может, и ты о чём-нибудь помышлял? Что-нибудь замышлял?

Хельмо опять вспыхнул.

– Против тебя и Тсино – никогда! – Сердце колотилось, вскипала обида: за что так с ним? Он прибавил тихо: – Я же люблю вас. Скорее сам за вас умру. Я и готов был…

В последние дни, в тепле среди друзей, он очень хотел жить. Но это было не важно. Дядя и сам теперь вздрогнул, лицо его смягчилось, и наконец он ласково рассмеялся.

– Ну что ж. Верю, мой свет. Прости, погорячился я… правда. Сложно быть царём.

И любить царя не проще. Дай бог, чтобы он верил. Дай бог.

– Что же он, желает, чтобы я карал за любое сомнение?

Янгред без удивления пожал плечами. Наверное, порой ему казалось, что разговаривает он – весь такой умудрённый печальным житейским опытом – с совершеннейшим ребёнком. Хельмо его понимал, хотя про себя и сердился.

– Все государи этого желают, потому что во всех них сомневаются подданные, – поучительно изрёк Янгред. – Но знаешь… – Он вдруг тепло, обнадёживающе улыбнулся. – Ты совсем как я. Мои братья ну очень хотят порой, чтобы я расправился с тем или иным инакомыслящим.

– А ты что делаешь? – полюбопытствовал Хельмо.

– А я – как ты: «Как пойдёт на тебя с мечом – от меча погибнет. До того не беспокой меня попусту».

Хельмо засмеялся: значит, наверное, не такой он дурак? Они выпили ещё медовухи. Солнце уже почти село, небо над головами стало темнеть. Вернулся с охоты сокол.

– И всё же похож ваш царь на загнанного зверя, Хельмо. Может, потому видит во всех врагов, даже в близких.

Не поспоришь, как бы ни хотелось. Дядя здорово сдал за осаду. Ему необходим был отдых – без забот. Сочувственно подумав об этом, Хельмо вздохнул.

– Он устал и тревожится за сына. Скоро всё наладится. Надо подождать.

Он сполз по крыше ниже и опять лёг, а голову запрокинул. Там – в сгущающейся небесной синеве – зажигались первые звёзды.

– Так, может, переждём в походе?

Хельмо поморщился. Янгред всё ещё упрямился, думал о своём и на своём настаивал. Пустые подозрения нужно было наконец отогнать хоть ненадолго.

– Ты прости, но я всё равно не возьму много огненных туда… – он помедлил, – пока вы не получите ключи и все обязательства не будут выполнены. Ваш бунт перед Озинарой…

Он не стыдил намеренно, но догадывался: Янгред устыдится. Предательское отступление лежало булыжником на его совести, сам признавался. Пользоваться этим не стоило, но как иначе, если он не поддаётся иным увещеваниям? Янгред сухо напомнил:

– Я заплатил всё, что полагалось. Твой дядя тоже отдал остатки. Люди будут слушаться.

– И всё-таки. К тому же… – Хельмо повернул к нему голову, – я доверяю дяде, но хватит ему медлить. А ну как перенесёт срок сдачи долины, узнав, что ты собрался в поход? Хочешь этого?

Янгред досадливо возвёл глаза к небу.

– Не хочу. Братцы уже душу мне вымотали: когда, когда…

– Вот видишь! – Хельмо перелёг на живот и подпёр руками подбородок, поставив на крышу локти. У него возникла неплохая мысль, и он поспешил ею поделиться. – Знаешь, ладно. Можем впрямь выдвинуться на Ольяну. С каждой минутой мне больше нравится этот план. Но обождём пару дней со сборами. Послезавтра утром ты получишь ключи, а завтра…