Сергей Лукьяненко - Не место для людей [СИ]

— Идём. — Белый Единорог тряхнул гривой. Виктор положил руку ей на холку.

Тёплое и шелковистое, родное, ласковое. Куда же тебе в бой, Неведомая?

Виктор оглянулся на Кошку. Прочёл в глазах мучительную зависть и вздохнул.

Прости, если сможешь, Лой Ивер. Но, как ты сама знаешь, Неведомый клан не владеет всей силой. В бой Дракон и его женщина пойдут вместе.

— Стойте! Да стойте же!..

Откуда вынырнул Обжора, Виктор так и не понял. Секунду назад его не было — и вот он уже есть: краснолицый, потный, запыхавшийся толстяк. Почему-то в вылинявшей гимнастёрке, пилотке времён Отечественной, натянутой по самые уши, в галифе, видавших виды кирзачах и с ППШ на груди. На гимнастёрке две жёлтые нашивки за ранения и медаль «За отвагу» на выцветшей ленточке.

— Стойте! Куда! Ложись!..

И, подавая пример, сам бухнулся на брюхо.

Белый Единорог гневно заржал, но подчинился, подогнул тонкие ноги, повалился набок.

— Обжора?..

— Слушай, слушай, господин Дракон, что скажу!.. — толстяк приподнялся, выцелил, дал короткую очередь: пули зацокали по морде ползущего тепловоза, высекая искры. — Послушай, что творится!..

— Сроду тебя в таком не видала! — Лой уже оказалась рядом.

— Господина Дракона благодари, уф, уф! — Обжора тщетно пытался отдышаться.

— Да хватит уже!.. — прикрикнул Виктор. — Тебе же дышать всё равно не надо!..

— С тобой не только задышишь, — сообщил толстяк. — Эвон как меня обрядил!

— Кто обрядил? Я?

— Ты, Владыка, кто же ещё! Ты тут всем заправляешь, ты Изнанку из себя изгнать не можешь — а коль надо защищаться, стоять до последней капли крови и до последнего патрона, что тебе в голову придёт?.. Вот то-то же, вижу, что понял!.. Далеко твой огонь тянется, хозяин грозный!.. Провал-то забыл? Туда, как в трубу, всё и уносит! В Изнанку прямиком огонь твой рвётся!.. Насилу я в последний момент отвёл чуток в сторонку, а то бы невесть что приключилось! Да только мало там моей власти, считай, что и нету совсем!

— Мой огонь в Изнанку уносит? — поразился Виктор.

— Как есть уносит!.. — подтвердил Обжора. — Что делать будем?

— А по-другому? Никак? Никак их не остановишь?..

Он представил себе вырывающееся из ниоткуда истребительное пламя над теми же Луховицами.

— Может, ты им объяснишь, родне своей?

Толстяк лишь головой помотал.

— А на ту сторону весть подать?

— Это только если кого-то отсюда прямым путём отправить!.. Да времени на это нет, только если вот Кошка…

— Я? — вздрогнула Лой. И умоляюще воззрилась на Виктора.

Пожалей её, Дракон. Она пойдет за тебя в огонь и воду, просто… просто пожалей её.

— Прошу тебя, Лой. Прошу… милая.

Он поймал взгляд Единорога — и поразился.

В глазах Тэль не крылось ни грана ревности. «Ты прав», — сказала она беззвучно.

* * *

Миг назад перед Нотти стоял разъярённый Обжора; а теперь, когда она ударила его — Обжора будто съёжился, сдулся. Стал просто смешным толстяком с длиннющей, не по размеру, метлой в руках.

— Ой… — прошептала Нотти. Она выронила и кинжал, и куклу. Ощущение, когда её рука будто бы прошла сквозь тело Обжоры, было пугающим. — Я вас не убила? Извините…

Что-то услужливо всплыло в памяти — этот Обжора то ли Хранитель, то ли даже Хозяин Мира Прирождённых. Пусть и созданный из магии, но настолько концентрированной, что способен путешествовать в Срединный Мир. Что будет, если она убьёт властелина мира Хаоса?

— Да убить-то меня непросто, девонька. — Обжора сел на стул, неожиданно оказавшийся прямо под его седалищем. — Смутила ты меня. Не нарядом своим откровенным, хотя скажу честно, зрелище это было приятное.

Нотти зарделась. Он что же, видел её голой, когда она шла по двору? Или платье настолько тонкое и прозрачное?

— Но я от природы своей к любовным утехам равнодушен, — продолжал Обжора. — А вот твой выбор стал для меня неожиданностью.

— Какой выбор? — не поняла Нотти.

Обжора отмахнулся.

— Трудновато мне сейчас с тобой разговаривать, красавица. Я же нынче ещё твоим отцу с матерью помогаю. Нелегко им приходится. И мир ваш защищаю, а, представь? Ваш мир, который мы столько тысячелетий проглотить пытаемся — защищаю! А что делать? Таков расклад! И ещё карты все спутались, не понять, как и что ляжет. Отец твой, мать твоя, вы с братом, мальчишечка этот, в тебя влюблённый… не смущайся, не надо, дело молодое, куда без любви-то в шестнадцать лет? Да и вообще… эх, рассказать бы тебе всё, так ведь тогда совсем всё смешается…

Он вздохнул, потёр физиономию рукавом. И резко спросил:

— Ну так что, поняла уже, кто ты?

— Кто я? — нахмурилась Нотти.

— Ты Единорог, детка? Или Дракон?

— Драконов девоч… девушек не бывает… — выдохнула Нотти.

— Вот заладила, — Обжора всплеснул руками. — Раньше и то бывали. Нечасто, но… Ох, как мы с твоей пра-пра-пра-пра-пра… — он задумался, — короче много этих «пра», прабабушкой сражались! Лютая была Дракониха! И муж у неё был Дракон, и она. А сын Единорогом стал. Не, ты не думай, любил он женщин, но по природе своей был добряк, балагур, целитель. Умер рано. А уж теперь, милая! Ты что, не знаешь, что в Изнанке творится? Про чуму гриппозную, от которой нынче весь мир трясётся? Про то, что женщины хотят всех прав мужских, да и ещё поболе того? Что у нас — то у них. Что у них — то у нас. И раньше связь была, а последние четверть века — окрепла и выросла.

Он с кряхтением встал, а стул под ним немедленно растворился в воздухе.

— Значит так, детка, — повторил он. — События, как это случается, приобретают головокружительный темп. Время у тебя ещё есть, чтобы подумать. Но его немного! Учитывай это! Решай, кто ты такая. Что ты хочешь — жечь и царствовать, или лечить и направлять. От твоего выбора многое зависит.

Он побрёл к полкам, по-прежнему волоча за собой метлу. Потом обернулся и добавил:

— В том числе и судьба родителей твоих. Ты же любишь мамку с папкой? Все мы своих родителей да отпрысков любим, так уж устроены. Вот и думай. Обо всех и обо всём!

Едва Обжора скрылся за полками, как скребущий звук его метлы исчез. И Нотти поняла, что Хранитель (если он и впрямь Хранитель) покинул Замок-над-Миром.

— Я… я Нотти, — беспомощно сказала девушка. — Я только Нотти. Я не знаю…

Обжора ушёл, а вот ощущение живого присутствия, взгляда — осталось.

— Это ведь ты? — спросила Нотти. — Ты, Замок, — ты меня слышишь?

Всегда слышу, везде слышу…

— Почему папа тебя так не любит? Почему мы редко здесь бываем?

Твой отец боится, а не люблю я…

— Почему?

Чужак.

— Он Дракон!

Тягостное сомнение словно разлилось в воздухе. Замок не спорил. Но и не соглашался.

— Помоги мне, — сказала Нотти. — Хотя… хотя нет…

Она вдохнула полной грудью. Воздух, пахнущий старыми книгами и химическими реактивами, внезапно показался ей чистым и живым.