Сергей Лукьяненко - Не место для людей [СИ]

Но она же Нотти.

Она же дочь Дракона и Единорога.

Она была в Замке-над-Миром, и тот принял её.

И она знает хорошее и плохое, и то, самое главное, чего не знают эти люди: если тебе дана сила, то тебе дана и ответственность…

Нотти вытянула руки перед собой — и стена огня и ветра встала между ней и Беретами.

Первые заряды ударили в стену и растворились в ней бесследно.

Нотти чуть наклонилась вперёд, чтобы было удобнее. От жара огненного барьера у неё начали курчавиться ресницы.

Она не знала, для чего матери нужно время.

Но она даст ей столько времени, сколько потребуется.

* * *

…Тэль и Лой стояли, взяв друг друга за плечи, глядя друг другу в глаза.

— Ты меня уж прости, — прошептала Лой.

Кошки не привыкли извиняться. Но уж если это делают — то искренне.

— Я давно простила, — сказала Тэль. — Нет, не так. Я и не обижалась.

— Прости за то, что завидовала. И завидую, — сказала Лой. Ухмыльнулась.

— Ещё б ты не завидовала, — гордо отозвалась Тэль. И посерьёзнела. — Пошли, подруга.

Они обе закрыли глаза.

Вовремя.

Потому что именно сейчас тяжёлая стрела из гномьего скорпиона ударила в грудь Всеволода. В последний миг Сева успел поставить перед стрелой воздушный щит, но удар был так силён, что его сбросило с коня. Пошатываясь, юноша поднялся, оказавшись за спинами несущейся в гибельную атаку конницы. Рядом, сжимая в руках топор, стоял Фалар Благонравный.

— Ох уж эти ваши арбалеты… — прошептал Сева. Пригнулся — и будто толкнул вперёд что-то невидимое.

Земля перед стражами вздыбилась и покатилась волной, ломая строй атакующей пехоты и разбивая в щепу подтянутые осадные орудия.

— Юный господин… — прошептал гном. — Я не видал такого со времён…

Но глаза Севы уже закрылись, и он упал. Фалар подхватил юношу, закричал:

— Ярослав! Стражи!

Удивительно, но Ярослав его услышал. Кони, перед которыми катился земляной вал, вставали на дыбы, останавливались. Удар Севы одновременно отбил атаку и остановил самоубийственный рейд стражи.

— Назад! — выкрикнул Ярослав. — Защищайте наследника!

Стража откатывалась обратно.

А неисчислимое множество уцелевших бунтовщиков, перебираясь через остановившийся земляной вал, с криками ярости вновь шло в атаку.

* * *

Виктор падал.

Он не понял, что произошло. Только что был миг его торжества, миг немыслимого облегчения, когда он понял, что и в этот раз отбил атаку Прирождённых. Да, там, внизу, оставались враги, но он решил, быть может, самую главную из проблем.

И если даже он проиграет — у этих странных миров есть шанс. Они вырастут, оживут, станут… чем? Новым Срединным Миром?

Хаос велик и бесконечен, он полон идей, желающих воплощения. Быть может, этот новый мир станет более счастливым и спокойным, чем его Срединный?

Виктору хотелось верить, что это так.

Но вот только он этого уже не увидит.

Что-то (нет, не что-то, а кто-то — Убийца) вырвал из него магию. Всю, начисто. Он даже не превратился в человека. Он остался драконом — огромной нелепой ящерицей, со жгучим пламенем в груди, разъедающим тело; с крошечными крыльями, неспособными поднять в воздух такую тушу. С сердцем, захлёбывающимся кровью в попытке прокачать её сквозь сосуды. Невозможное, дурацкое, несуществующее создание. Даже зрение отказало, драконьи глаза видели мир не так, как привык видеть человек, и перед ним, кувыркающимся в полёте, мелькали лишь тёмные и светлые пятна.

Он был жив до сих пор лишь потому, что на такой высоте не до конца принадлежал реальности, здесь властвовал Хаос, и рассеянная магия поддерживала его жизнь.

Что будет дальше?

Он превратится в человека и разобьётся как человек?

Или так и рухнет на камни, тяжёлый и нелепый, будто занесённый в стратосферу кит?

Но он всё-таки смог. Он отразил второе нашествие. Кажется, первым из всех поколений Драконов Срединного Мира он победил дважды.

— Муж мой…

— Тэль? — он оставался Драконом, он падал вниз, ветер свистел вокруг, но где-то в глубине сознания звучал голос жены.

— Извини, я тоже… рядом… — он узнал Лой. — И невольно слушаю.

— Что происходит?

— Мы спасаем тебя. Я не смогу одна, — голос Тэль казался виноватым. — Слишком тяжело, но Лой помогает…

— Что ты делаешь?

— Я спасаю тебя, муж мой. Это то, что делают Единороги. Маленькие девочки с несносным характером, когда-то забывшие, кто они есть… Это мой долг и моё предназначение. Ибо Дракон должен жить.

Виктор подумал, что ему не нравится, очень не нравится этот разговор.

— А ты?

— Я вспомнила себя, милый. Всё и вся. Мне не страшно, это мой долг и это мой путь. Мне же чертовски много лет, Виктор. Я была подругой бабы Веры, представляешь? Мы с ней играли в песочнице… и по одному Дракону сохли, только он потом её мужем стал… То-то она всегда так на меня смотрела… передай ей привет… и живи…

— Стой! — вдруг закричала Лой. Её голос удалялся, будто её выкинули из сознания Виктора.

— Земля уже близко, не надо ей умирать, — сказала Тэль тихо и умиротворённо. — Она хорошая. Ты, пожалуй…

Виктор вдруг всё понял. Неожиданно и вмиг. Каким бы образом Тэль и Лой ни проникли в его разум, но они пришли, чтобы смягчить падение, чтобы сохранить ему жизнь. А сейчас Тэль выкинула Лой, чтобы та жила…

— Я тебя тоже очень люблю, — сказал Виктор.

И, собрав те силы, о которых раньше даже и сам не подозревал, потянулся к Тэль — к бесплотному призраку в своём теле, обнимавшему его и готовящемуся умереть, смягчая падение.

Коснулся — и одним ударом выбил из своего сознания.

— Нет! — закричала теперь уже Тэль, исчезая.

А зрение вдруг немилосердно вернулось — и Виктор увидел раскисшую весеннюю землю Срединного Мира, истоптанную сотнями ног, взрытую выплесками магии. Увидел маленький отряд стражей, рубящихся с наседающими врагами. Увидел лежащего навзничь Ярослава, пронзённого мечом. Увидел оседающую Тэль, которую пытается придержать Лой, увидел гнома Фалара Благонравного, с яростным рёвом рубящего боевым топором своих же соплеменников, увидел огненную стену, которой закрывалась от магов Изнанки его дочь, его вздорная малышка Нотти…

«Я не умру!» — подумал Виктор яростно.

И последним выдохом драконьего пламени испепелил тех, кто пытался свалить горстку стражей.

* * *

Нотти плакала. Нет, она рыдала. Нет, можно сказать, — выла в голос, именно «как по покойнику». Так говаривала прабабушка Вера, у которой всегда были такие вкусные блины.

…И которых она никогда уже не попробует.

Папа рухнул наземь. Его сбили, и она знала — его сбил Эрик. Её Эрик — которого обманули, обвели вокруг пальца, запудрили мозги. Но это было неважно — он сбил папу, и папы больше не будет.

От этого всё внутри содрогалось в неистовых спазмах боли. Скручивало, жгло, рвало на части.