Галина Гончарова - Попасть – не напасть [litres]

Он прав на сто процентов. Да, я решу эту проблему так или иначе, но с ним все будет проще и легче. Только вот…

– Андрей Васильевич, у вас могут быть неприятности.

– Мария, я умираю.

Коротко, четко и по делу. Действительно, какие уж тут неприятности? Вряд ли ему можно хоть чем-то пригрозить. Он уже приговорен.

– Андрей Васильевич…

Быстрый взгляд на мои ноги.

– Давайте я помогу вам одеться.

Сделать из рукавов халата подобие носков, надеть ботинки, завернуться в плащ…

Все было проделано достаточно быстро, и Андрей Васильевич повел меня вглубь парка.

– Там в заборе дыра. Для контрабанды.

Я кивнула и послушно последовала за ним.

Ожидала подвоха, но все было тихо. Мы спокойно вышли с территории больницы, хотя и через дыру в заборе, мы спокойно пошли по ночным улицам.

Андрей Васильевич предложил мне руку, и я взяла его под локоть.

Попробовала посмотреть своим «взглядом».

М-да.

Человека окружает как облако аура. У кого ярче, у кого бледнее, этакое размытое цветовое образование.

У Андрея Васильевича были только жалкие лохмотья.

Магия или болезнь, не знаю, как это правильно назвать, но его просто разъедала черная гадкая клякса. И прикоснуться к ней было опасно.

Я отчетливо понимала это.

Вот видишь ты капкан. Ясно же – не трогай. Опасно. Так и тут. Не с моим опытом, не с моими знаниями.

Вот так. Другой мир, магия, а медицина и тут бессильна. И почему так несправедливо? Какая-то сволочь, типа того же Демидова, живет, об асфальт не расшибешь, а хороший человек…

Промысел Божий неисповедим?

Или, как говорил один мой знакомый священник еще в той жизни, почему сволочи живут дольше? Им шанс дают раскаяться. Чтобы осознали и не губили себя…

Что-то я сомневалась в большом числе раскаявшихся, ну и фиг с ним. Не до теологии…

Ночные улицы Москвы казались темными и таинственными. Из подворотен показывались тени, но Андрей Васильевич уверенно шел вперед.

Да, одна я бы тут со страху описалась. А с ним и спокойно, и не страшно…

Вот и несколько извозчиков. Андрей Васильевич оглядел их, выбрал одного и подошел к пролетке. Постучал костяшками пальцев по лакированному боку.

– Ась? – встрепенулся водитель кобылы.

– До вокзала нас довези, любезнейший.

– Двугривенный, барин.

– И пятачка тебе хватит.

– Мне-то да, так лошадке ж тоже надо, – ухмыльнулся «Ванька».

Андрей Васильевич улыбнулся.

– Ладно. Тебе пятачок да лошадке гривенник.

– Эх, вы и черта уговорите, барин.

Андрей Васильевич подсадил меня в пролетку, потом сел сам. Извозчик свистнул, щелкнул кнутом, но лошадку, кстати, не ударил.

– Эх, пошла, Манька!

Лошадь двинулась мерным спокойным шагом.

Я посмотрела на Андрея Васильевича, но тот показал кивком на извозчика и покачал головой, прикладывая палец к губам.

Поняла. Все, что здесь будет сказано, будет растрезвонено по всей столице. Помолчим.

Ехали мы минут двадцать неспешным шагом. Пару раз навстречу показывались другие экипажи. Пролетка с пьяным господином, карета, потом еще одна…

Я молчала.

Молчал и ротмистр, сжимая мою ладонь в своих руках. Нет, никакой влюбленности, ничего такого. Просто чувства мужчины, который волнуется за близкую женщину. Вот и все.

Вокзал…

Громадное здание.

Часы, башня, большие двери. Мраморная лестница, львы на постаментах, освещенные окна…

Только вот мы идем мимо.

Я с удивлением поглядела на ротмистра.

– Андрей Васильевич?

– Вам туда нельзя, Мария.

– Почему?

– Из-за моих коллег. И у вас нет документов.

Я вздохнула.

– Да уж. Но я попробую решить эту проблему.

Я пока плохо представляла, как именно, но… Кто знает?

Что у нас, в моргах неопознанных трупов не бывает? И нельзя найти тех, кто документами торгует? И труп, который выдадут за княжну Горскую, и бумаги у кого-нибудь позаимствовать… Может, и не слишком хорошо, зато жива останусь.

– Я бы помог, но на это нужно несколько дней, – развел руками Андрей Васильевич.

– Вы уже помогли мне больше, чем родной отец.

Ответом мне стала грустная улыбка.

– Идемте, Мария.

Несколько поездов, я такие только в старых фильмах видела. Еще в черно-белых… Только эти еще более древние, немного непривычной формы… Хорошо хоть не дилижансы. И на том спасибо…

По какому признаку Андрей Васильевич выбрал тот поезд – я не знаю. И проводника – тоже. Но его взгляд упал на продувного мужчину лет сорока, полненького, с округлым пузиком, и между ними завязался оживленный разговор.

Я в нем понимала в лучшем случае одно слово из трех. Прислушивалась, но…

Жаргон какой-то? Да, наверное.

Мужчины разговаривали, я поглядывала по сторонам.

Вагоны, вагоны…

Люди садятся в вагоны, люди провожают друг друга…

Последние вагоны явно с каким-то грузом, это понятно даже мне. Они закрытые, при них охрана… Это хорошо. Спокойнее ехать будет.

Наконец мужчины договорились, и Андрей Васильевич протянул проводнику несколько купюр. Я шагнула вперед, но наткнулась на предупреждающий взгляд.

И смолчала.

– Мы сейчас попрощаемся, и я барышню сам посажу в купе. А ты по приезде мне ответишь, как довез, понял?

Проводник закивал.

Андрей Васильевич положил руки мне на плечи.

– Будьте счастливы, Мария.

И я не удержалась.

Ткнулась лицом ему в плечо, слезы сами побежали…

Я сильная?

Нет.

Здесь и сейчас, рядом с этим мужчиной, я понимала, что такое настоящая сила. Когда человек идет и делает то, что должен. Вопреки любым обстоятельствам, вопреки самой смерти.

Почему таких мужчин мало?

Теплая рука гладит меня по волосам.

– Машенька… Не плачь, родная. Все будет хорошо, обещаю. Ты еще молодая, ты будешь жить долго и счастливо, и за себя, и за нас с Алиной…

Слезы потекли еще сильнее.

Усилием воли я загнала их поглубже, шмыгнула носом. Может, и не аристократически, но платка-то у меня нет!

– Прощайте, Андрей Васильевич.

– Прощайте, Мария.

Слова пусты. За нас сейчас говорят наши глаза.

Доля секунды, не больше, а потом мы отвели взгляды. Слишком многое мы поняли друг о друге.

– Отец…

– Дитя мое…

Не сказано ни слова. Но слова повисают в воздухе.

Как можно стать такими родными за несколько встреч? А вот можно. Только если сказать все это, я и уехать-то не смогу. Никак не смогу…

Я порывисто обнимаю мужчину и крепко целую в щеку.

И получаю в ответ отеческий поцелуй в лоб. Андрей Васильевич крестит меня.

– Храни тебя Господь, дитя мое…

Купе оказалось вполне комфортным. Два диванчика, никаких верхних полок. Оно рассчитано на двоих людей, не больше. Есть места для багажа, но мне они не нужны. Все равно ничего у меня нет…