Галина Гончарова - Попасть – не напасть [litres]

Второе – закатила жуткий скандал.

– Я!!! Там!!! А вы!!! Тут!!!

Смысл претензий был в том, что могли бы и заплатить, и взять ее на поруки, и…

Очень хотелось ответить честно – мы отдыхали. Пришлось отвечать дипломатично. Мы очень страдали, но нам этого всего сделать не разрешили. Семья у Карпа богатая, вот к ним и все претензии.

Маман увяла.

Туда она уже претензии предъявила. И синяков понаставили, и зуб выбили, и платье порвали, и рукавицы ей шить не понравилось… Интересно, почему?

И вместо дальнейших выяснений прицепилась к нам с Ариной. Не так сидим, не так глядим, и вообще, почему у нас платья, а у нее ничего нет?

Пришлось плюнуть и выдать деньги на еще одну тряпку. Подозреваю, будет кислотно-зеленая или ядовито-лиловая. Ну и наплевать. Пусть покупает и приезжает в лощину, авось мне вороны за тот год урожай вернут. Неважно, что его не было. Важно, чтобы пугало убрали.

Со мной в лощину маман, кстати, прокатилась. И откровенно удивила здравой мыслью. Что на таком рационе мне много не наработают, хорошо бы хоть булки заказать в добавку…

Ну, булки – это явный перебор. А вот покушать…

Посмотрела я на дневную трапезу, этот супчик скушать-то можно, человек даже химически чистую лапшу-растворяшку может слопать. Но сколько ты на нем действительно протянешь и наработаешь?

Пришлось договариваться с ближайшим трактиром.

Каша, сэр.

В это время ее готовили очень неплохо. Обычная каша с мясом, но от души, стоит не так дорого, разовое питание меня не разорит, а учитывая, что я и сама из того же котла ем, качество гарантировано. А то так с утра до вечера и ноги протянешь. Не бутерброды же с собой таскать? Здесь и сейчас это просто барство.

Пшенка, гречка, перловка, горох…

Ничего, переживем.

В лощине мать скандалить не пыталась. И страшновато, и отец Николай цыкнул. Он же поднял и интересную тему.

Крестины.

А ведь и верно…

Я отлично знала, что Нита ребенка не крестила. Но можно ли его вообще крестить?

И не даст ли малыш какие-то нетипичные реакции? А то уже два раза… Если третий раз он испугается, зашипит на священника, а тот и померши… Или, того интереснее, глазки покажет, зубки, коготки – нас ведь из храма и не выпустят.

Лучше не рисковать.

Пришлось сказать, что крестик на малыше был, дешевенький, деревянный, и пообещать предъявить. А носить…

Как только ребенок соображать будет, так сразу. Вообще не понимаю людей, которые на таких малявок кресты цепляют. Ладно еще куда подсунуть, чтобы и рядом был, и мелкий не добрался. Но ведь веревочка и перекрутиться может, и шею натереть, и зацепиться за что-то…

Да много чего может быть.

Этого не может быть, потому что это Крест?

Не аргумент. Лично для меня вот ни разу.

А крестик пришлось вырезать самой, скрипя зубами и ругаясь. Со священниками вопрос решили так. Если крестик был, стало быть, ребенка крестили. Где, когда… Вопрос времени. Узнаем.

Я только рукой махнула, пусть узнают. А мне не до того, это факт.

Я продолжала работать с семенами.

Мужики продолжали копать и сеять. Уже обработанное, понятно.

Попы искали.

Семья…

Там вроде как все было тихо, но недолго. Аккурат до того момента, как мамаша вечером снова встретила нас накрытым столом. Ненадолго ж ей рукавичек хватило, на какие-то дней десять-двенадцать, точнее не засекала.

– Машенька! Радость-то у нас какая!

– Какая у вас радость? – подозрительно прищурилась я.

– Аришку сватают!

Меня хватило только на набор гласных. Чтобы не выдать весь набор нецензурных. Но кое-как собралась.

Показательно, что Арины дома не было. Опять сбежала? Да, скорее всего. И ни встретить, ни предупредить… Вот поганка! Я бы хоть не ошалела так. Но ненадолго.

– Радость, кто б спорил. А кто сватает?

– Вот, Никифор Иваныч…

Мне предъявили мужика лет сорока-сорока пяти. Ну… Я бы на такое счастье и в семьдесят не позарилась. Волосы пегие, бороденка козлиная, лицо не особо приятное, зубы длинные и желтые, телосложение… Так, среднее.

– И за кого сватаем? – непринужденно осведомилась я. – За сына, за внука?

Оскорбились оба.

– Маша!!! – Это мать. – Придержи язык!!!

– За себя!!! – оскорбился второй людь и встал из-за стола. Оказавшись выше меня на голову. Я поспешила сунуть ребенка Ване, моему бессменному спутнику. От греха…

– Ах, за себя, – пропела я, нежно улыбаясь. – Ну, так поведайте нам, Никифор Иванович, кто же вы такой?

Мужчина огладил бороденку.

– А ты-то кто такая, пигалица, чтобы у взрослых людей ответа требовать? Тебе материнское решение сказали – ты радоваться и соглашаться должна. А не хлебало разевать на уважаемых людей.

Я аж рот открыла.

Не поняла? Это что еще за хамство трамвайное? Или…

Ёжь твою рожь, а ведь мужик в чем-то прав. Материнское слово – закон, она теоретически глава семьи, а мое слово пока не котируется. Да, я веду дела, но формально-то он прав?

А фактически…

Образно объяснить хаму, откуда он на свет выполз, я не успела. Ваня вернул мне малыша и шагнул вперед.

– Вы, любезнейший Никифор Иванович, что-то не поняли. Мать наша, конечно, желает устроить счастье дочери, но глава семьи я. А деньги, из которых и Арине приданое выделяться будет, все у Марии находятся. И слово наше тоже чего-то да стоит. Так что присаживайтесь и рассказывайте, кто вы, откуда…

Никифор посмотрел хмурым взглядом.

Ага, обломись, моя черешня. И не таких ломали. Мне твои взгляды, что слону бахилы.

– Анна Николаевна? – воззвал Никифор.

Мать хлопнула ладонью по столу, вышло неубедительно. Так, куском сала пошлепали по разделочной доске. Отчего доске ни жарко, ни холодно.

– Дети, прекратите!

– Матушка, вы еще вот выпейте, – Ваня улыбался недобро, – успокойтесь. Такие дела в обход главы семьи не решаются, вам ли не знать?

– А не молод ли ты для главы, парень?

– А не стары ли вы для моей сестрицы? – прищурилась я. – Вам, небось, сороковник стукнул, а Аришке и пятнадцати нет. Скольких вы жен похоронили? Трех? Четырех?

– Ты меня еще и оскорблять будешь, соплюха? – налился дурной кровью мужчина.

Но был трезвым и умнее Карпа, а потому шага ко мне не сделал. Сообразительный. Жаль…

– Оскорблять не буду. А узнать все узнаем, – заверила я. – Зайду вот завтра с утра к околоточному, послушаю, какая о вас слава идет, Никифор Иванович, глядишь, и мама раздумает сестренку отдавать.

– Да вы…

– Никифор Иванович даже приданого не хочет! – вякнула мамаша. – А вы, неблагодарные, заботишься о вас, ночей не спишь…

Эх, зарядить бы ей в торец! Да так, чтобы остатки зубов ей проктолог доставал!

Нельзя.

Вместо этого я демонстративно подошла к калитке и приоткрыла ее.

– Никифор Иванович, мы вас не задерживаем. Завтра с околоточным поговорим, тогда и с вами дело порешаем.