Себастьян Кастелл - Последний трюк [litres]

– Отлично сказано. Когда покончишь с ним, отдай мне его глазные яблоки.

Но угроза была пустой. Дуэль на похоронах? На глазах сотен чужеземных варваров, явившихся, чтобы отдать последнюю дань супруге Верховного мага? Такое само по себе стало бы смертным приговором. Тем не менее, судя по виду Тенната, он обдумывал этот вариант.

И я тоже.

Возможно, опасно возобновлять детские знакомства после того, как ты потратил столько времени на обучение борьбе с магами, сколько потратил я. Пульсирующее желание ударить своих бывших мучителей по лицу почти так же завораживает, как вкус магии.

– Хватит, – прорычал кто-то.

Этот голос я узнал сразу. Панакси в детстве был моим лучшим другом. Грузный мальчик, над которым часто насмехались, который ходил за мной по пятам, как будто я был тем, кого стоит узнать поближе, стал другим – более стройным, с твёрдым подбородком и суровым взглядом военного мага. Теперь его звали Пан-эрат, но я узнал его как красного мага, когда некоторое время назад он избил меня чуть ли не до смерти. Мне было легче простить его за это, чем за то, что он позволил своей семье заставить Нифению выйти за него замуж. Он снова носил алые шёлковые одежды, как и во время нашей последней встречи; они всё так же туго обтягивали мускулы, которых у него не было в детстве. Безусловно, его мускулы впечатляли куда больше, чем мои.

– Привет, Пан, – сказал я.

Его глаза вспыхнули. Но я не испугался. Я расскажу вам кое-что о Панакси – он всегда подчиняется правилам.

Он повернулся к Ра-эннату и остальным.

– Стойте в другом месте. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас испоганил ритуал.

Странно, но я испытывал нечто вроде гордости, наблюдая, как отпрыски дома Ра, издевавшиеся над Панакси, когда мы были посвящёнными, теперь крадучись уходят, подчиняясь его приказу.

– Спасибо, – сказал я.

Позади нас делегаты совета лорд-магов по очереди пели хвалу моей матери. Не в буквальном смысле пели, конечно. Мой народ не слишком высокого мнения о пении.

Со своей стороны, Панакси смотрел на меня взглядом, который мог бы пронзить стальную дверь.

– Говорят, именно тебя избрали, чтобы покончить с угрозой Бога берабесков, – бросил он.

– Говорят.

– Ты это сделаешь? Выполнишь миссию?

Не нужно было учиться арта превис, чтобы увидеть робкую, почти отчаянную надежду в глазах Пана. Он хотел, чтобы я сказал «да», произнёс те же слова о долге и верности, которыми бросался мой отец. Он хотел верить, что я изменился, что теперь я тот Келлен, каким, как он ожидал, я вырасту, когда мы мальчишками бесконечно пересказывали друг другу истории великих героических магов прошлого. Он хотел, чтобы мы снова стали друзьями. До того момента я понятия не имел, как сильно по нему скучаю.

– Не знаю, Пан, – тихо сказал я.

– Они убили твою мать.

– Она вернётся к жизни, если я прикончу их Бога?

Его взгляд стал твёрдым. Мой народ не ценит остроумие.

– Это не имеет отношения к долгу.

Внезапно заклинание, с помощью которого мой отец превратил небо в собственный холст, исчезло, и вернулось послеполуденное солнце. Свет его казался куда более резким, чем раньше. Другое волшебство тоже разрушилось, и выражение лица Панакси ожесточилось. Он отвернулся, оставив меня стоять в одиночестве.

– Почему ты всегда предаёшь своих соплеменников, Келлен?

Официальная церемония подошла к концу, когда мой отец произнёс патриотическую речь о верности и мужестве, в конце которой все маги в зале подняли кулаки и зажгли свои татуировки. Выброс дикой магии породил грубое световое шоу; не хватало только забанского марширующего оркестра, чтобы довести всю эту безвкусицу до патриотической кульминации. Всё происходящее полностью соответствовало погребальным обычаям джен-теп и всё же показалось мне слегка неуместным, как будто такое проявление национальной гордости лишь подчёркивало, насколько мы на самом деле маленький народ.

После завершения основных обрядов иностранных сановников пригласили подойти к трибуне и произнести свои панегирики.

«Лучшим был панегирик королевы Джиневры», – подумал я, старательно балансируя между скорбным принятием утраты и осторожным оптимизмом в отношении будущего.

Часто произносилась фраза «два наших народа». Посланец Гитабрии много говорил о мире, при этом неоднократно и не очень тонко упоминая передовое военное снаряжение, которое они могли бы предоставить в интересах быстрого разрешения любого конфликта – естественно, за определённую цену. Это, конечно, адресовалось королеве. Мой народ не опускается до оружия, когда убивает людей.

Забанский делегат умудрился вежливо обвинить в смерти моей матери джен-теп, которые, по его мнению, не способны следовать путём философии, столь очевидно указанному в различных астрономических явлениях, что остальным воистину стыдно быть такими глупцами.

Выступили и несколько других представителей крошечных самопровозглашённых наций с крайнего севера и юга континента. Никто не обращал на них особого внимания. Но последний оратор вызвал у меня величайшее удивление: учтивая молодая женщина, явившаяся от Семи Песков, – моего возраста, со светлыми волосами и извилистым шрамом вокруг правого глаза, таким блёклым, что вряд ли кто-нибудь, кроме меня, его заметил.

– Сенейра? – удивлённо воскликнул я.

– Кто она такая? – спросил полусонный Рейчис с моего плеча.

– Девушка, с которой мы повстречались в Семи Песках, – прошептал я. – Мы считали её Чёрной Тенью, но на самом деле ей вживили в глаз ониксового червя.

Он вгляделся в девушку, выступавшую на помосте.

– Не припоминаю.

Белкокоты, как правило, довольно смутно помнят людей, с которыми они расстались.

– Её отец – Берен Трайн, основатель Академии Семи Песков, – сказал я. Иногда Рейчис лучше запоминает места и события, чем людей. – Помнишь гигантскую башню? Мерзавца меткого мага, Дексана Видериса? Заговор с целью заразить всех студентов, чтобы превратить их в убийц собственных семей? Мы тогда чуть не погибли.

– Что-то припоминаю про крокодила, – признался Рейчис и протянул лапу к трибуне. – Но кто она такая?

Я вздохнул. Был только один способ заставить его вспомнить.

– Ты впервые принял ванну в её доме, и она угостила тебя сдобным печеньем.

И она была второй девушкой, которую я поцеловал, но об этом я не упомянул.

– Оооо… – Рейчис оживился. – А потом, после того как я убил крокодила и спас всех от ониксовых червей, Берен Трайн предложил нам работу и угостил своей восхитительной янтарной настойкой!

Рейчис начал принюхиваться.

– Думаешь, у кого-нибудь здесь есть такая? Я бы не отказался.

Весьма сомнительно, чтобы кто-нибудь из присутствующих на похоронах имел при себе фляжку с ликёром пацьоне. К тому же последнее, в чём я нуждался, – это в пьяном некхеке, который, спотыкаясь, бродил бы тут и там и вызывал лорд-магов на бой.