Филип Пулман - Тайное содружество [litres]

– Уже близко, – крикнул Каримов.

– Пойду прямо к берегу. Смотрите внимательно! Может, удастся схватиться за ветку.

Тут «Милашку» здорово тряхнуло, и Малкольм услышал треск деревянной обшивки. Этого следовало ожидать: различить подводные камни в такой темноте было невозможно, да и песчаной отмели, к которой лодка могла бы пристать со всеми удобствами, тут не наблюдалось. Лодка подпрыгнула еще и еще раз – и, наконец, остановилась, проскрежетав днищем по камням. Каримов пытался удержаться на ногах и поймать подходящую ветку, но то и дело терял равновесие. Держась за планшир, Малкольм переступил через борт и сразу ухнул в воду по бедра. Камни под ногами были скользкие, обкатанные водой, но, по счастью, довольно крупные: они не раскатились под его весом, а значит, можно было спокойно идти, не опасаясь сломать лодыжку.

– Вы где? – крикнул Каримов.

– Уже почти на берегу. Сидите спокойно. Я привяжу лодку, как только смогу.

Держась за борт, Малкольм прошел немного вдоль лодки и взялся за носовой фалинь. Еще в лодочном сарае он обратил внимание, какой тот старый и изношенный, но все же это была добрая манильская пенька. Если повезет, ее хватит еще на некоторое время. Аста взобралась к нему на плечо и подсказала:

– Справа наверху.

Он потянулся в ту сторону и нащупал низкую ветку, вроде бы прочную, но фалинь до нее не доставал.

– Каримов! – позвал он. – Я подержу лодку, а вы давайте, выбирайтесь. Придется нам идти до берега на своих двоих, но мы все равно уже промокли насквозь. Забирайте все что нужно и двигайтесь осторожно.

Очередная молния ударила совсем близко, осветив все вокруг, словно прожектором. Берег, густо поросший кустами и круто обрывавшийся в воду, был всего в паре ярдов от носа лодки. Каримов опасливо перекинул левую ногу через борт и стал нащупывать дно.

– Не достаю… Глубоко…

– Держитесь за лодку и опускайте обе ноги сразу.

Еще одна молния. «Как пережить такую грозу в лесу? – спросил себя Малкольм. – Для начала – держаться подальше от высоких деревьев. Но как их разглядеть, когда вокруг такая темень?..»

И тут он осознал, что от последней молнии опять ожило искристое кольцо, уже столько раз его выручавшее. Мерцая и трепеща, оно вспыхнуло прямо на фоне бушующей мглы в тот самый миг, когда Малкольм нащупал другую ветку, достаточно низкую, чтобы привязать к ней фалинь.

– Эй! – крикнул он. – Сюда! Берег тут!

Каримов брел к нему по колено в воде. Малкольм крепко схватил его за руку и потащил к кустам, нависавшим над озером; еще несколько шагов – и оба уже стояли на твердой земле.

– Забрали все что нужно?

– Думаю, да. Что теперь?

– Будем держаться вместе и отойдем подальше от воды. Если повезет, найдем какое-нибудь укрытие.

Малкольм вернулся к лодке за рюкзаком и чемоданом и перетащил их в кусты. Судя по всему, они пристали у подножья крутого склона или даже горы. Возможно, где-то рядом отыщется скальный выступ, под которым можно будет спрятаться от грозы. Если повезет.

Они стали карабкаться в гору, и не прошло минуты, как отыскалось кое-что получше.

– По-моему… там… вон над тем большим камнем…

Малкольм толкнул чемодан перед собой и протянул руку Каримову, чтобы помочь ему подтянуться.

– Что там? – спросил таджик.

– Пещера! – объявил Малкольм. – Сухая пещера! Ну, что я вам говорил?

Офицеры ДСК доставили Оливье Бонневиля в ближайший полицейский участок и заняли комнату для допросов. Строго говоря, полиция Виттенберга, как и любого другого города Германии, Дисциплинарному суду не подчинялась, но значок ДСК словно по волшебству отворял любые двери.

– Как вы смеете так со мной обращаться? – предсказуемо завопил Бонневиль.

Двое агентов не спеша уселись по другую сторону стола. Их деймоны, лисица и сова, наблюдали за его ястребихой, не спуская с нее глаз, и это само по себе уже было неприятно.

– А с деймоном что? – продолжал Бонневиль. – Я преследовал его по прямому распоряжению La Maison Juste . Гнался за ним от самой Англии. Если вы, не дай бог, его упустили… Если только я узнаю, что вы…

– Ваше полное имя? – невозмутимо произнес агент, первым его узнавший и вызвавший подкрепление. Его коллега приготовился записывать.

– Оливье де Лузиньян Бонневиль. Что вы сделали с…

– Где именно вы остановились в Виттенберге?

– Не ваше…

У этого допросчика были длинные руки. И одна из них протянулась через стол и с силой ударила Бонневиля по лицу, прежде чем тот успел уклониться. Ястребиха вскрикнула. Бонневиль не сталкивался с физическим насилием со времен начальной школы. Он рано понял, что превратить жизнь своих врагов в ад можно и без помощи мускулов, и научился ловко избегать драк. И к боли не привык. Ахнув и отшатнувшись, он уставился на агента.

– Отвечайте на вопрос, – велел тот.

Бонневиль отчаянно заморгал. Слезы навернулись ему на глаза. Одна половина лица горела, другая побледнела как мел.

– Какой вопрос? – с трудом выдавил он.

– Где именно вы остановились?

– В гостинице.

– Адрес?

Бонневилю пришлось изрядно напрячься, чтобы собраться с мыслями.

– Фридрихштрассе, семнадцать, – вспомнил он наконец. – Но позвольте дать вам совет…

Длинная рука опять метнулась через стол и схватила его за волосы. Бонневиль даже не успел понять, что происходит, а рука уже дернулась вниз, приложив его лицом об стол. Ястребиха с криком взлетела, бешено захлопала крыльями и рухнула на пол.

Агент отпустил его. Бонневиль выпрямился, дрожа. Из разбитого носа текла кровь. Видимо, за это время второй агент успел позвонить: в ту же секунду дверь открылась и вошел полицейский. Агент, который вел записи, встал и что-то негромко сказал ему. Полицейский кивнул и удалился.

– Я не нуждаюсь в ваших советах, – сказал дознаватель. – И от души надеюсь, что алетиометр цел и невредим.

– В моих руках он всегда будет целее, чем где бы то ни было, – твердо сказал Бонневиль. – И я толкую его показания лучше, чем кто бы то ни было. Я знаю о нем все и обращаюсь с ним предельно осторожно. Если окажется, что он поврежден, то имейте в виду: я тут ни при чем. Этот алетиометр – собственность «Дома Справедливости», и я работаю с ним по специальному распоряжению генерального секретаря, месье Марселя Деламара.

К немалой досаде Бонневиля голос его все-таки дрогнул, а руки мелко затряслись. Достав из кармана платок, он прижал его к лицу. Нос нестерпимо болел, а рубашка спереди промокла от крови.

– Очень любопытно, – заметил дознаватель. – Особенно учитывая, что именно месье Деламар сообщил о пропаже алетиометра и дал нам ваше описание.

– Докажите! – потребовал Бонневиль.

Он понемногу начал собираться с мыслями, и сквозь туман потрясения и боли забрезжил новый план.