Юлия Ляпина - Фея страшных снов [СИ litres]

Бурные эмоции, азарт, шум, смех… Сохранять спокойствие оказалось непросто, и в какой-то момент девушка не удержалась – запрыгала, поддерживая и переживая. Восторг Лины поутих, когда сзади вдруг раздался нарочито-скучающий голос:

– Вам весело, госпожа Роден?

Александрина повернулась, с трудом сдержав гримасу отвращения. За спиной стоял лорд Кавендиш во всем своем великолепии. Камзол черного цвета отделан не золотым шитьем, а вишневым шнуром и мелкими каменными бусинами, белоснежная пена кружев у запястий и в вырезе. Безупречно завязанный галстук, стянутые в низкий хвост волосы. Кажется, советник намеренно был одет так, чтобы не выделяться среди черно-алых мундиров кадетов и наставников.

Однако присмотревшись, Лина кое-что поняла: лорд Кавендиш сам когда-то учился в Кадетском Корпусе! Об этом кричали его выправка, укладка волос и даже безупречно начищенные сапоги. Обычный придворный предпочел бы башмаки с пряжками, или легкие туфли, подобные бальным, а лорд вышел на зеленую лужайку в сапогах!

Все эти размышления заняли у феи не более одного вдоха:

– Мне весело, милорд, – ответила она, приседая в книксене.

– Вы нашли мага? – сухо осведомился Кавендиш.

Александрина виновато закусила губу:

– Еще нет, милорд, прошу прощения, я отвлеклась.

– Я вижу, – раздражённо бросил мужчина и вдруг, шагнув в сторону, перехватил разогнавшегося кадета.

Мальчик бежал, крича что-то друзьям, бегущим следом, и едва не врезался в фею.

– Кадет! – строго гаркнул лорд не хуже дежурного офицера.

– Кадет Файвор, сэр! – выпалил воспитанник, тараща глаза.

– Принесите извинения госпожа Роден! Вы едва не сшибли ее с ног!

– Прошу прощения, госпожа Роден! – выпалил мальчик.

– Можете идти, кадет, – ответила Лина и повернулась к детям. Лорд прав, она забылась, а ведь у нее здесь важное дело и не одно.

Девушка прикрыла глаза, поправила форменную треуголку, так, чтобы густая тень легла на глаза и постаралась отрешиться от веселья и шума. Чтобы увидеть ауры светлому магу достаточно тренировок по перенастройке зрения, а вот темной нужно обязательно создать для себя тень или хотя бы ее подобие. Непростая задача посреди яркого весеннего дня, но Лина справилась – представила себе, что лужайку окутали сумерки, и тогда каждое живое существо загорелось огоньком энергетического поля.

Здоровые дети горят ярко, их эмоции чисты и прозрачны, как пламя или как вода в ручье. Другое дело взрослые – их поле часто пульсирует нездоровым фиолетовым, а то и черным цветом, редкие яркие искры возникают, когда взрослый искренне радуется, или любит. Рассматривая кадетов и офицеров, Александрина обратила внимание на то, что на животах у некоторых мальчиков остро пульсирует красная точка. Она не обратила бы внимание – очень уж мелкой была искорка, но тут один из кадетов неловко упал, скривился от боли, стараясь не заплакать, и на его лодыжке вспыхнула клякса такого же цвета!

Не открывая глаз, девушка протянула руку к стоящему поблизости Олдстоуну и попросила:

– Господин полковник, позовите пожалуйста сюда кадетов… – Лина перечислила восемь имен и была несказанно рада, когда мужчина не стал задавать вопросов.

Кавендиш стоящий неподалеку напрягся, когда полковник вызвал из толпы детей и подвел их к Александрине.

– Госпожа Роден, что случилось? – к небольшой группе подошли несколько офицеров.

– Ничего страшного, господа, – вежливо улыбнулась Лина, – я просто хотела напомнить этим детям правила этикета, – с этими словами она строго взглянула на кадетов, и те невольно затихли, не споря и не возражая.

Мужчины отошли, мальчики в сопровождении феи отправились к шатру, в котором расположился лазарет. Доктор Клоппке был там, бинтовал ногу тому самому упавшему кадету. Увидев всю честную компанию, он удивленно посмотрел на них поверх очков:

– Господин полковник, что стряслось?

Олдстоун лишь развел руками, сам ожидая объяснений. Лина подошла к мальчишкам и делая вид, что одергивает их мундирчики, убедилась в своей правоте – алая точка смещалась вправо, вместе с…

– Дети, скажите мне, что вы сегодня ели? – спросила фея, присаживаясь на низкий складной стульчик, чтобы быть на одном уровне с кадетами.

– Хлеб, огурцы, ветчину…

Воспитанники перечисляли то, что было им подано в качестве угощения, но Лину это не устроило. Она обвела всех мальчишек пристальным взглядом и, припомнив собственное детство, уточнила:

– Ягоды с кустов рвали? Грибы? Травку съедобную?

Кадеты потупились, выдавая себя с потрохами.

– Быстро рассказывайте и показывайте, что и где вы ели! – с трудом сдерживая панику, потребовала девушка.

Насторожившийся доктор, уже закончивший перевязку опухшей лодыжки подхватил свой саквояж и быстрым шагом последовал за группой детей и офицеров. Идти пришлось недалеко. Сразу за лабиринтом обнаружилась полянка, окруженная постриженными кустами. Чуть в стороне росли два деревца с бархатистыми овальными листочками. Их покрывали кисти белых цветов, но кое-где встречались потемневшие ветки с пережившими зиму ягодами. Лина только вздохнула, когда дети указали на кустики, а вот доктор побледнел:

– Сумах! Госпожа Роден, светлые боги, Вы спасли этих детей! Быстро в лазарет! – прикрикнул он на кадетов, уводя всех с собой.

Александрина вздохнула с облегчением, а вот Олдстоун и Кавендиш нахмурились и обменялись взглядами.

– Что-то не так, господа? – уточнила фея.

– Все не так, госпожа Роден, – отозвался советник, разглядывая деревца. – Вы видите, что эти кустики стоят в стороне, ягод не видно, дети были сыты, и все же пришли сюда и съели плоды. Либо кто-то рассказал им о них, либо… подал пример. Вам стоит вернуться в лазарет и еще раз внимательно осмотреть всех.

Лина не возражала, ей самой хотелось убедиться, что алые точки погасли, и кадеты в безопасности.

В лазарете стояла деловитая суета – отравленных напоили рвотным, и теперь мальчишки уныло сидели над тазиками в одних нижних рубахах и кальсонах, а мундиры и брюки лежали в стороне. Два седых унтера с залихватскими кавалерийскими усами следили за порядком, поднося детям мутноватую от лекарства воду и влажные полотенца.

Фея подошла ближе, приспустила край шатра, отрезая яркий солнечный день и уставилась на детей сквозь полуопущенные ресницы. Красные точки ушли, осталось раздражение, недовольство покорность судьбе и…вина?

– Опасности больше нет! – громко объявила девушка, отходя в сторону.

Она ещё раз внимательно посмотрела на каждого кадета, ловя отголоски эмоций. Да вот же он… Его ауру покрывали яркие пятна жгучего стыда.

Но сейчас разговор с мальчишкой заводить бесполезно. Ему нужно отдышаться, принять, что все останутся живы, и только потом расспросить, но кто должен это делать? В Школе она точно знала, кто кому может открыться, а этих детей знает еще плохо. Оглядевшись, Лина решительно подошла к Олдстоуну: