Ребекка Куанг - Республика Дракон [litres]

Полчаса спустя канонада прекратилась. Видимо, ополчение посчитало это достаточным. Теперь они пошлют ныряльщиков, чтобы оттащить останки и очистить реку. Это займет дня два, самое большее три.

Но после этого флот возобновит неумолимое плавание к Арлонгу. А теперь, когда нет Тсолиня, его уже ничто не остановит.

– Мы уже знаем, – сказал Катай, когда Рин вернулась. Он выбежал на улицу, чтобы встретить ее в гавани. Его волосы торчали в беспорядке, словно уже несколько часов Катай расхаживал взад-вперед, дергая себя за локоны. – Выяснили два часа назад.

– Но почему? – воскликнула Рин. – И когда?

Катай беспомощно передернул плечами.

– Я знаю лишь, что мы в полной заднице. Пошли.

Она побежала вслед за Катаем во дворец. Эриден и группа офицеров толпились в главном зале заседаний вокруг далекой от действительности карты, потому что теперь с нее всего лишь стерли корабли Тсолиня.

Но Республика не просто потеряла корабли. Это не какая-то мелкая неурядица. Было бы лучше, если бы Тсолинь дезертировал или погиб. Но его предательство означало, что весь флот перешел на сторону все увеличивающегося флота Дацзы.

Капитан Эриден заменил фишки, обозначающие флот Тсолиня, на красные и отошел от стола.

– Вот с чем мы имеем дело.

Все молчали. Разница в численности была слишком вызывающей. Рин представила сверкающую змею, обвивающую мелкого грызуна, как она сжимает его тельце, пока не померкнет свет в глазах.

– Многовато красного, – пробурчала она.

– Да уж, – кивнул Катай.

– Где Вайшра? – спросила она.

Катай оттащил ее в сторонку и прошептал на ухо, чтобы не слышал Эриден:

– Заперся у себя в кабинете, наверное, швыряет вазы об стену. Просил его не беспокоить. – Он указал на свиток, лежащий на краю стола. – Утром пришло письмо от Тсолиня. Тогда-то мы и узнали.

Рин развернула свиток. Содержание она уже знала, но из-за какого-то болезненного любопытства хотела лично прочитать слова Тсолиня, в точности так же, как не могла не рассмотреть поближе расчлененные туши животных.

«Не такого будущего я для нас желал».

У Тсолиня был изящный мелкий почерк. Каждая линия выписана тщательно, до самого конца, каллиграфическим стилем, который кажется таким простым, но требует годы практики. Он писал не торопясь. Как человек, всегда уделяющий внимание внешним приличиям.

Но Рин заметила на листке иероглифы, написанные поверх других, смытых водой. Тсолинь переделал письмо.

«Вы знаете, что главные обязательства правителя – перед его народом. Я выбрал путь, который приведет к меньшему кровопролитию. Возможно, это помешает переходу к демократии. Я знаю, о каком будущем для страны Вы мечтаете, и понимаю, что я могу разрушить эти мечты. Но мои главные обязательства – не перед еще не рожденными людьми будущего, а перед теми, кто страдает сейчас, кто проводит дни в страхе из-за войны, которую Вы привели на их порог.

Я меняю сторону ради них. Так я их защищу. Я оплакиваю Вас, своего ученика. Оплакиваю Республику. Оплакиваю жену и детей. Вы умрете с мыслью о том, что я всех вас бросил. Но я без колебаний скажу, что ценю свой народ больше, чем когда-либо ценил Вас».

Ожидалось, что императорский флот достигнет Красных утесов через сорок восемь часов. В Арлонге кипела лихорадочная активность – республиканская армия спешила за два дня закончить приготовления к обороне. Горны в кузницах горели круглосуточно, днем и ночью, выдавая груды мечей, щитов и копий. Красные утесы стали топкой для горнила войны.

Вечером кузнец послал за Рин.

– Металл – просто чудо, – сказал он, вручая ей меч прекрасной работы – тонкий и прямой клинок с алой кисточкой на рукояти. – Больше у тебя такого нет?

– Пришлось бы плыть обратно на остров, – прошептала Рин, поворачивая меч в руках. – И покопаться там в скелетах, тогда, может, и найдешь.

– Понятно. – Кузнец вытащил второй меч, идентичный первому. – К счастью, металла оказалось в избытке. Вот, на случай, если потеряешь первый.

– Пригодится. Спасибо тебе.

Рин выпрямила руку с мечом, чтобы оценить его вес. Рукоять идеально лежала в ладони. Клинок был чуть длиннее, чем она привыкла, но легче, чем казался. Рин взмахнула им над головой по дуге.

Кузнец отпрыгнул подальше.

– Я решил, что тебе понравится меч подлиннее, так он достает дальше.

Рин перебросила меч из одной руки в другую. Она опасалась, что из-за длины с мечом будет труднее управляться, но, учитывая небольшой вес, он был как будто создан для нее.

– Ты что, называешь меня коротышкой?

Кузнец хмыкнул.

– Я лишь говорю, что руки у тебя не слишком длинные. Ну, как тебе?

Рин прочертила острием по воздуху и протанцевала знакомую Третью фигуру Сээцзиня. И удивилась, насколько легко вышло. Нэчжа был прав – с мечом она управляется куда лучше. В своем первом сражении она дралась с мечом. И убила им первого врага.

Почему она так долго дралась трезубцем? Теперь это казалось глупостью. Рин несколько лет практиковалась с мечом в Синегарде и чувствовала его как естественное продолжение руки. Вновь обрести меч – это как сменить церемониальное платье на удобную одежду для тренировок.

Рин с воплем бросила меч в противоположную стену. Клинок вонзился в дерево точно в том месте, куда она и целилась, под идеальным углом, рукоять слегка покачивалась.

– И как тебе? – спросил кузнец.

– Превосходно.

К дьяволу Алтана, его наследие и его трезубец. Пора взять в руки оружие, которое сохранит ей жизнь.

К тому времени как Рин вернулась в казармы, уже зашло солнце. Она быстро пробиралась между каналами, руки до сих пор ныли после нескольких часов перетаскивания мешков с песком в пустые дома.

Стоило ей подойти к двери, как из-за угла появилась тощая фигура.

– Рин?

Она дернулась и замерла. Новые клинки клацнули по полу.

– Это всего лишь я.

Фигура вышла на свет.

– Кесеги? – Рин подняла мечи с пола. – Как тебе удалось проникнуть за заграждение?

– Ты должна пойти со мной. – Он схватил Рин за руку. – Быстрее.

– Зачем? Что случилось?

– Не могу сказать здесь. – Он кусал губы, с опаской озираясь. – Но я в беде. Ты идешь?

– Я… – Рин бросила рассеянный взгляд на казармы.

Это могло плохо кончиться. Ей приказали не иметь дела с беженцами, когда она не в карауле, и, учитывая текущие настроения в Арлонге, вряд ли ее за такое похвалят. А если кто-то увидит?

– Пожалуйста, – взмолился Кесеги. – Дело плохо.

Рин нервно сглотнула. О чем она только думает? Это же Кесеги! Кесеги – ее семья, единственный родной человек.

– Конечно. Показывай дорогу.

Кесеги бросился бежать. Рин не отставала.

Она решила, что за забором что-то случилось. Какая-то заварушка, стычка между охранниками и беженцами. Наверняка за всем стоит тетушка Фан, как и всегда. Но Кесеги не повел ее обратно в лагерь. Он обогнул казармы и пробежал мимо шумных верфей к пустому пакгаузу в дальнем конце гавани.