Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей кимерийца [СИ]

Этот человека действительно стоил того, чтобы на него посмотреть. Он был огромен — отсюда, сверху, казалось, что он раза в два шире любого другого из сидящих в зале людей. Плечи такой ширины встретишь разве что у гнома. Да и то — не у всякого. Но человек не был гномом — если бы он дал себе труд встать, то сразу бы стало видно, что и по росту он выше любого из присутствующих. Как минимум на голову. Он возвышался над своими соседями даже сейчас, когда сидел, ссутулившись. В отличие от остальных пирующих, он был неподвижен и, казалось, спал, опустив седую бороду на мощную грудь.

— Он выглядит достаточно крепким для своих… столь преклонных лет… — С долей сомнения в голосе возразил собеседнику человек в чёрном плаще. Слово преклонных он произнес с откровенной иронией. — Не ошибись, Айзи, выдавая желаемое за действительное. Все-таки перед нами живая легенда Закатных стран. Его и раньше, случалось, недооценивали…

— Он стар! — повторил стражник по имени Айзи нетерпеливо и раздраженно. — Да, когда-то он был легендой… Но не думаю, что сейчас его стоит принимать в расчет или всерьез опасаться.

— Он сумел захватить и удержать трон великой державы — а ты утверждаешь, что его не стоит принимать всерьез?

— Тогда он был молод и силен, а сейчас стар и слаб. Даже легенды стареют. Тем более — короли. Вчера он проспал весь день в карете, я сам видел! У него почти что над ухом кричали в полный голос — а он даже не перестал храпеть! Не шевельнулся! Он старик, Закарис. Просто никчемный старик.

Тот, кого назвали Закарисом, все еще сомневаясь, качнул головой:

— Посмотри на него — он не выглядит стариком.

— Он совершенно седой! Он даже меча не носит! Да что там меч — он и сам себя по лестнице поднять не может! Ему выделили четырех носильщиков — и это внутри дворца! Может, он и не выглядит стариком, но это просто оболочка, а ведет он себя как самый настоящий старик! Капризничал всю дорогу, едем не так, еда плохая, а вчера вечером так и вообще играл с дочками в куколки, представляешь?!

Закарис в глубокой задумчивости смотрел на дремлющего за столом человека. Смотрел, почти не мигая. Складка между его бровями стала глубже — Айзи, конечно, молод и горяч, но доводы его убедительны. Лицо закутанного в черный бархат человека было мало предрасположено к созданию улыбок, как удовлетворенных, так и всех прочих. А потому осталось неподвижным — лишь дрогнул слегка левый уголок твердого рта.

— А ведь это, пожалуй, все меняет. Пожилые люди — они как дети. Их даже не надо убивать… только следует поторопиться, пока нас не опередил этот хитрозадый шушанский молокосос…

Закарис поискал глазами юного соперника и конкурента из второй — теперь уже навсегда второй! — столицы Шема. Нашел — в неприятной близости от неподвижно застывшего старика. Их разделяло всего три человека. Оставалось надеяться, что три сидящих рядом человека на королевском пиру — это всё-таки достаточная преграда, и Селиг не окажется настолько наглым, чтобы попытаться в первый же вечер охмурить беспомощного и впавшего в детство короля Аквилонии…

— Посмотри на него, — сказал Селиг, молодой король Шушана, второй — пока еще второй, но это ненадолго! — столицы Шема своему соседу и соотечественнику Рахаму. — И это — знаменитый Конан-киммериец, великий герой-варвар, победитель всего и вся?! Эта старая развалина?! Вот уж действительно, правы древние филозофусы — так и проходит земная слава…

Он обгрыз хорошо прожаренную утиную ножку, бросил кость вертящимся под столом собакам. Засмеялся недобро.

— А я-то, дурак, планы хитроумные строил, все придумывал, как бы нам половчее перетащить его на свою сторону, пока этот жирный кабан не спохватился. А все получается так просто… Великий варвар и непревзойденный воин на деле оказался пустышкой. Он ведь приехал с дочерьми, с дочерьми, понимаешь, Рахам, что это значит?! Он уязвим! Он больше не та живая легенда и беспощадная неприступность, о которой нам всем твердили! Он постарел и стал уязвим. А если воин уязвим — он заранее проиграл, понимаешь? Нам проиграл!

— Мы его убьем? — спросил Рахам просто. Он вообще был человеком очень простым и зачастую не понимал длинных и запутанных речей своего короля. Селиг подавился выпитым вином, откашлялся, прошипел:

— Ты что болтаешь?! Совсем с ума сошел?! Мы же не самоубийцы! Ты видел его Черных Драконов? Пусть сам король и слаб, но его драконы сильны по-прежнему. Нет, мы не станем даже пытаться его убивать, особенно — здесь, это пусть дядюшка-Зак убивает всех налево и направо где ни попадя, мы же будем умнее… Мы с ним подружимся! — Он хихикнул и сделал непристойный жест. Глазки его стали маслеными. — О, ты даже не представляешь, Рахам, насколько же близко мы с ним в конце концов подружимся! Можно сказать, породнимся…

Конан буквально закаменел, с огромным трудом удерживая рвущуюся наружу ярость. Так его не унижали давно, а безнаказанно — так и вообще никогда! Он даже глаза закрыл, чтобы не видеть творящегося вокруг безобразия. Носильщики с паланкином и заваленная шелковыми подушками карета — это было так, мелкой неприятностью и сущим пустяком по сравнению со всем остальным.

Во-первых, всю торжественную речь Зиллаха он прослушал сидя. Когда внесенные в зал аудиенций носилки поставили на пол, Конан попытался встать из низкого и неудобного кресла и размять затекшую спину. Но смотритель королевского замка Мордохий, как-то незаметно оказавшись рядом, шепнул ему:

— Сидите-сидите, Ваше величество, вставать совершенно необязательно!

Причем таким тоном шепнул, каким сержанты обычно рявкают «Смир-р-на!» наиболее нерасторопным и тугодумным новобранцам. Конан не стал спорить и остался сидеть. И только к концу благодарственно-приветственной зиллаховской речи обнаружил с некоторым смущением, что сидел он во всем зале один — остальные стояли. Все. Даже сам Зиллах.

А в обеденном зале на деревянной скамье его поджидала подушечка.

Мягонькая такая подушечка, с пятизубой короной и вышитым золотым аквилонским львом — и когда только успели? Расторопный слуга с должным почтением ловко подсунул ее под самое королевское седалище.

Конан стерпел. Хотя зубами скрипнул так, что, казалось, на том конце стола слышно было. Но когда вместо доброго куска баранины ему подали вареные в меду фрукты с какой-то распаренной кашкой, он схватился за кубок. Вообще-то он в подобных обстоятельствах предпочел бы схватиться за меч. Но Квентий, хитрая лиса, словно заранее это паскудство предвидел и уговорил его на все время торжественных церемоний оставить оружие на попечении доверенного слуги — иначе говоря, того же Квентия. Для подчеркивания, так сказать, мирных намерений и чистоты помыслов. И во избежание всяких искушений, праздничным регламентом непредусмотренных.