Глен Кук - Портал Теней [litres]

Я лишь повторил:

– Э-э-э…

Мне снова стало неуютно, но уже по-иному. Озорной Дождь давала волю эмоциям.

Она посмотрела на свои ладони. Потом подняла голову и грозно уставилась на меня:

– Они твои дети. Не только Башня повлияла на тебя, но и наоборот. О, пожалуйста, не начинай! Я не из числа твоих друзей-дурачков. Я знаю тебя как облупленного. Око видит в обе стороны. Ладно, послушай. У нас с тобой общие дети. Но я бы не призналась, если бы могла справиться без тебя.

Она не отводила взгляд. Я попытался отвести свой, но не смог. Как не смог и произнести хоть что-нибудь, что не прозвучало бы как жалоба.

Озорной Дождь осторожно взяла меня за руку и отвернулась. Я подавил желание вырваться. Не поддался панике, не сбежал.

– Я не требую, чтобы ты вел себя как мой муж. Все это случилось вопреки твоей воле. Но я рассчитываю на твою помощь, пока я здесь. Пока я – Озорной Дождь. Лето обещает быть суровее, чем все ожидают. Прорицания не дают точного ответа. Чем дальше заглядываешь, тем они туманнее. Мне одновременно приходится быть Взятой и матерью. Есть опасность, что я не смогу сосредоточиться, когда мы окажемся на грани между победой и позорной смертью. Поэтому я открываю правду и прошу помощи – лишь на это лето.

Ее голос был печален. Быть может, ей следовало назваться не Озорным Дождем, а Печальной Слезой.

Что задумала Госпожа?

– Если таков ее план и ее желание, то я вынужден повиноваться.

Черт побери! Опять оплошал. В столь трогательный момент наружу вырвалась моя вопиющая, постыдная бестактность.

– Прости. Ты же меня знаешь: сестры и шлюхи, ни жены, ни подруги.

– Дорогой, я и так весьма снисходительна, но скоро устану от поблажек.

Я наступил на больную мозоль и хорошенько надавил:

– Но ты же сама сказала, что знаешь меня как облупленного.

– Правда?

– Мне ведь не послышалось? Прямо так и сказала… – Я остановился. Это глупо. Не стоит рыть себе яму еще глубже. – Я сделаю все, что в моих силах, со скидкой на неопытность и необходимость выполнять также и мой профессиональный долг.

Я мог бы повести себя как надутый индюк и просто уйти. Но эта женщина в самом деле читала меня, точно открытую книгу. Зная о моем чувстве долга, она подсунула мне под нос отцовство.

– Спасибо. Понимаю, что это был удар под дых. Тебе нужно время, чтобы свыкнуться с тем, что я рассказала. На сегодня достаточно. Спокойной ночи. Станем родителями с завтрашнего дня, если только тебе не вздумается полетать. Мне нужно взглянуть кое на что по направлению к Хонно.

Татуировки шевелились. При каждом ее движении раздавался отрывистый звон.

Я готов был лететь хоть сию минуту. Страх высоты отвлек бы меня от других переживаний. Но она верно заметила, что мне требовалось привести мысли в порядок.

– Не сегодня, дорогой.

Разведя руками, она протянула мне заколку из лазурита, вероятно вырезанную тем же мастером, что и заколка в ее волосах.

– Держи это при себе, любимый. Она даст тебе знать, если что-нибудь случится с детьми.

– Хорошо.

Заколка напоминала беспорядочно спаривающихся чертей со змеиными телами.

У Взятой была еще куча таких.

И об этом стоило задуматься.

Вместо того чтобы благоразумно отправиться ко сну, я уселся за дневник. Анналы трогать не стал. Будущим летописцам не стоит переживать мои личные потрясения.

Поднеся синюю резную заколку к уху, я услышал, как сопят Светлячок с Шином. Даже во сне они умудрялись поднимать невероятный шум. Я задумался о заколке, с которой Взятая не расставалась ни на минуту. Она была больше и объемнее моей, но не столь вычурной.

Тоже средство связи? По правде говоря, в особом присмотре дети не нуждаются.

Возможно, наши беседы не были тайными. Госпоже важно было знать все, что происходит, особенно со Взятыми.

Здесь, в отдаленных провинциях, Взятым сходит с рук куда больше, чем поблизости от Башни.

Навалилась усталость. Пора лечь.

Тревожные мысли не помешали мне уснуть.

За миг до того, как провалиться в сон, я увидел, как на меня всеми тремя глазами смотрит Анко. Кот был настолько близко, что я чувствовал рыбный запах из его пасти.

На прием явился Лейтенант. Я удивился. Он никогда в жизни не болел.

– Думал, ты на задании.

– Только что вернулся. И скоро опять отправляюсь. Похоже, я сломал большой палец на ноге. Взгляни.

Я взглянул:

– Точно. Весь распух и побагровел. Как ты умудрился?

– Бегал босиком впотьмах. Взятая весь лагерь переполошила, появившись неизвестно откуда.

– Я с ней поговорю. Лучшее, что могу сделать, – привязать палец к соседнему. А ты уж постарайся его не нагружать. Зайди к интенданту, попроси льда. Поможет снять опухоль.

Лейтенант кивнул. Он рассудительнее большинства моих пациентов, значит выполнит большинство моих рекомендаций. Но пришел он не только за врачебной помощью.

– Мне удалось немного поговорить с этой женщиной, пока она везла меня сюда.

– Сейчас я зафиксирую палец. Потерпи. Нужно наложить шину. И тебе придется поменяться с Леденцом.

– Что между вами произошло? Она чудно́ себя вела, и сдается, дело в тебе. Да и ты сам не свой.

– Просто устал. Недосыпаю в последнее время.

– И почему же?

– Не потому, о чем ты подумал. Я напишу записку для Старика. Тебе нужен покой, чтобы к лету поправиться.

– Знаешь что-то, о чем Взятая нам не рассказала?

– Только то, что она ожидает неприятностей.

Капитан одобрил для Лейтенанта отпуск до полного выздоровления, чем весьма меня удивил. Чтобы наглядно объяснить, как опасно не соблюдать предписания врача, я показал Лейтенанту свой собственный кривой большой палец. Затем Старик удивил всех, назначив Дохломуха временным заместителем Лейтенанта.

– Засиделся. Пускай потрудится.

Кроме того, Гоблин сменил Молчуна. Это было правильно, Молчуну не мешало отдохнуть. Во всем чертовом Отряде Молчун трудился больше всех, но, так как сам он ничего не говорил, никто этого не замечал.

Никогда не понимал, откуда сыплется зерно в жернова сплетен. Мои встречи с Озорным Дождем проходили без свидетелей, если не считать Анко и, возможно, находящейся далеко-далеко Госпожи. Но кто-то распустил слух, что мы собираемся пожениться, чтобы узаконить наших детей.

Никто не утверждал, что я в самом деле был отцом этих ребят; намекали лишь, что мы со Взятой не хотим больше скрывать наши ночные утехи.

Я впервые услышал об этом, когда меня вызвали для объявления выговора. Леденец сказал:

– Отряд не поощряет браки между своими и чужими.

Ну… некоторые солдаты в Отряде сражались плечом к плечу с женами, и жены зачастую оказывались куда более неистовыми бойцами, чем мужья. Взять хотя бы сержанта Чибу Винь Нвинн.

– Не знаю, откуда вы нахватались этого бреда, – ответил я. – Слухи живут своей собственной жизнью.