Глен Кук - Портал Теней [litres]

Котенок проснулась от голода и жажды. Она не понимала, в чем причина. Должно быть, гипноз продлился дольше, чем обещал Папа. Несколько дней, не меньше.

Она лежала лицом вверх на столе в Папиной лаборатории. Чувствовала, как ее трогают в местах, где нельзя трогать. Не успела она возмутиться, как перед глазами возник Папа с большим железным тазом и мокрыми тряпками в руках.

Значит, он ее мыл. Она так долго пробыла без сознания, что обделалась.

Судя по ощущениям, над ней не надругались.

Она открыла рот.

Папа просиял:

– Наконец-то ты очнулась! Я уже было испугался, что мы… – Он запнулся, накинул на нее простыню, отвернулся и начал что-то напевать.

Котенок с большим трудом повернула голову.

Теперь Папа мыл Лаиссу. Та лежала на другом столе, в четырех футах от Котенка, и то ли спала, то ли была без сознания.

– Папа, у меня сильно голова болит.

– Дам тебе что-нибудь, как только разберусь с твоей сестрой.

Котенку не нравилось, как Папа разглядывал голую Лаиссу, а еще меньше нравилось, как он к ней прикасался, пусть и не делая при этом ничего противозаконного или аморального. Но все равно это выглядело жутко.

– Котенок, я почти не сомневаюсь, что у нас получилось! Перевал пройден! Лаисса не очнется еще пару дней, но я уверен, что она будет как новенькая.

Котенок уже пришла в себя, и теперь она понемногу занималась хозяйством. Без сознания она провела четыре дня. Папа сказал, что пробовал поить ее и кормить супом, но без особого успеха. Так же и с Лаиссой. У Котенка куда лучше получилось влить в сестру воду и бульон.

Когда Котенок очнулась, у нее болело все тело, а на животе появились мелкие ранки, природу которых Папа не объяснил. У Лаиссы были такие же. У Котенка возникли подозрения, но, судя по всему, никакими извращениями здесь и не пахло. Впрочем, ей беспокоиться было не о чем. Папины фантазии возбуждала только Лаисса.

Она спросила:

– Если ей станет лучше, она начнет вспоминать прошлое?

Она понимала, что об этом не стоит волноваться. Папа и сам мог бы узнать, кто они такие, если бы внимательнее наблюдал за ними в поездках во Владычество. Пропавшие сестры Сеньяк наверняка были популярной темой для разговоров.

– Сомневаюсь. Она точно не вспомнит ничего, что было до болезни. Я сам-то бо́льшую часть своей жизни не помню, но при этом прекрасно лажу с моими девочками.

– Папа, ты опять меня пугаешь.

Лаисса медленно шла на поправку. Воспоминания Доротеи к ней не вернулись; она помнила лишь ту часть жизни, когда была Лаиссой. Со временем стала подвижнее, общительнее, отзывчивее. А главное, она стала говорить. Не много, с трудом, но развернутыми фразами и с интересом к окружающему миру. Трудясь плечом к плечу, они с Котенком сблизились. Когда Папа прогонял Лаиссу, она непременно увязывалась за сестрой. Могла часами сидеть с Папой в лаборатории, но тот успевал куда больше, если его не отвлекали.

Здоровье Лаиссы шло на поправку. Она становилась сообразительнее и к зиме могла уже не только следить за беседой, но и полноценно в ней участвовать. И ей больше не нужны были «процедуры».

Возможно, она не окончательно исцелилась от смерти, но все больше наполнялась жизнью.

Папа был в восторге.

Бетдек тоже. Она предвкушала, как летом этот спектакль закончится.

Оставалось протянуть всего несколько месяцев. Она уже приготовила вещи для побега. Когда Папа отправится на запад, сестры смогут собраться за полчаса. У них будет не меньше четырех дней форы, а то и неделя.

Но планы Бетдек рухнули.

– Котенок, нам нужно поговорить.

С виду Папа был сдержан, но за маской невозмутимости читался глубокий страх. Случилось что-то плохое.

– Конечно, Папа. В чем дело?

Причина была не в ней и не во внешней угрозе. Папа вот уже месяц никуда не летал. С Лаиссой тоже ничего не могло произойти. Никогда еще с того дня, как перестала быть Доротеей, она не чувствовала себя так хорошо. Даже пошутила за завтраком, чего с Доротеей Сеньяк ни разу не бывало.

Но дело было все-таки в Лаиссе. И этого Бетдек никак не ожидала.

– Лаисса беременна, – сказал Папа.

– А? – Долгая пауза. – Что?! – Еще одна пауза, удивленное мычание, затем: – Нет! Не может быть! Это исключено! – Снова молчание, затем: – Папа, что ты наделал? Когда? Нет, я не верю. Она ведь даже…

Лаисса мертва. У мертвецов не бывает месячных и тому подобного. Они не могут забеременеть.

– Котенок, еще неделю назад я бы согласился. Но я проверил несколько раз. Сомнений нет.

В том, кто отец, сомнений тоже не было. Когда он успел? Пока был наедине с Лаиссой в лаборатории? И как, во имя богов, у него получилось? Как могла забеременеть мертвая девушка?

Ей взбрела в голову мрачная шутка о том, что теперь следует держаться от Папы подальше – что, впрочем, не гарантирует безопасности. Раз он сумел оплодотворить мертвую, кто знает, вдруг он размножается на расстоянии?

– Мне нужно сесть. Папа, ты меня ошарашил. – Она осознала, что летом Лаисса не сможет сбежать. – Какой срок?

– Около трех месяцев.

Значит, все случилось после того, как Лаисса выздоровела. Срок подойдет к концу лета, и тогда им придется заботиться еще и о ребенке. Если тот родится.

– Папа, я очень-очень зла на тебя.

– Я и сам весьма огорчен. Однажды не удержался, и пошло-поехало. Но эту ошибку уже не исправить. Нужно решить, что делать дальше.

Котенок отдышалась. Папа был в смятении. Если сурово отчитать его, как ей хочется, с ним может случиться припадок. В последний раз он был тяжелым, Папа не вставал несколько дней. Следующий может оказаться смертельным, и как тогда быть с Лаиссой?

– И что ты собираешься предпринять?

– Если бы знал, не советовался бы с тобой. Для тебя это может быть важнее, чем для нас с Лаиссой.

Что? Он что-то заподозрил? Стоп. Наверное, имеет в виду, что работы по дому теперь станет больше. Хоть и улучшилось состояние Лаиссы, мать из нее все равно никудышная.

Выйдет ли ребенок из материнской утробы живым? Человеком он будет или нежитью, порождением Тьмы?

Чем его кормить? Грудного молока у Лаиссы наверняка не будет. Однако у нее и ребенка-то быть не должно.

– Папа, я ничего не знаю о младенцах. Только то, что сама когда-то им была. Я даже не видела ни одного. Это… слишком неожиданно. – Она рассердилась сильнее, чем при пропаже Доротеи и собственном пленении. – О чем ты думал? Впрочем, знаю о чем. Ты плохо это скрывал, но я не верила, что ты можешь потерять над собой контроль. Ладно, хватит болтовни. Папа, я не могу решать за тебя. Я в уходе за детьми ничего не смыслю.

Конечно, она могла бы чему-то научиться. Пока ее нелюбимую сестру не сбросили в сточную канаву, она узнала много вещей, о существовании которых раньше даже не догадывалась.