Сергей Игнатьев - Зеркало воды [сборник litres]

– Какая у вас самая вкусная настойка?

– Ну. Вишнёво-яблочная. Ещё земляничная, она с горчинкой. И на можжевельнике и орехах тоже интересная.

Девушка набрала шесть разных бутылок и расплатилась.

– Зачем вам столько? – растерянно поинтересовалась мисс Люггер, отсчитывая сдачу. Щёки горели от стыда. – Только потому, что я жаловалась?

Девушка рассмеялась; глаза у неё, поймав отблеск заходящего солнца, сверкнули бледным золотом.

– Помочь хочу. Завтра пройдусь по местным парикмахерским, швейным мастерским и прочим местам, где женщины часами болтаются. Если мастера-парикмахера угостить и рассказать, откуда такая вкусная штука взялась, он потом всем своим посетителям об этом растреплет.

Мисс Люггер несмело улыбнулась:

– Думаете, поможет?

– Кто знает, – весело пожала плечами девушка, подхватила сумку с покупками и выбежала на улицу, в дивный августовский вечер.

С тех пор дела и впрямь пошли на лад. Выручки хватало не только на еду, но и на зимнюю одежду, и на кое-какой ремонт. Некоторые из покупателей заговаривали с мисс Люггер не только о погоде и настойках, но и чём-то более личном. Рассказывали о подрастающих детях, некоторые дамы жаловались на мужей-гуляк, мужья, наоборот, на бранчливых жён. Однако сблизиться с кем-нибудь настолько, чтоб назвать его другом, никак не получалось.

Мисс Люггер чувствовала себя так, словно пыталась поймать и удержать прилив голыми руками. Волна обманчиво-охотно накатывала всякий раз в назначенное время, дразнила иллюзорными тёплыми объятьями – и отступала вновь. И нырнуть бы следом, но слишком хорошо мисс Люггер знала, как опасны могут быть прибрежные рифы.

А Молли, милая Молли так и не пригласила её на свадьбу. И даже не заглянула в магазин, ни разу за десять лет. Однажды мисс Люггер показалось, что бывшая подруга, слегка располневшая и оплывшая, идёт навстречу, но та сперва отвернулась, а затем и вовсе перебежала на другую сторону дороги мелкими шажочками, так похожими на Моллины.

После этого мисс Люггер стало тошно, как никогда не было, даже после того, как умер отец. Она вернулась домой, вытянула пожелтевший билет из книги с рецептами и потом долго-долго всматривалась в него, пока ей не стало казаться, что на пустом месте проступают цифры со временем и датой. Но отправиться на несуществующую Вокзальную площадь так и не решилась.

Некто незримый сочувственно вздохнул.

Намерения его уже не казались мисс Люггер такими уж неблагими.

Двадцать четвёртая послевоенная зима выдалась на диво морозной. Даже незамерзающий Мидтайн сковало мутным, неровным льдом. Сперва местная ребятня поглядывала на этакое чудо недоверчиво – а затем бросилась расчищать катки под мостами. Каждый раз, когда мисс Люггер проходила мимо и видела, как дети скользят по сероватому льду, сердце у неё замирало. Однажды она возвращалась уже вечером и вдруг заметила у полыньи что-то чёрное, странное… Перепугалась насмерть и кинулась спасать – сама не зная, кого.

И провалилась по пояс, у самого берега.

Чёрное, человекоподобное исчезло, точно его и не бывало.

Домой мисс Люггер едва дошла. Стянула с себя обледеневшую одежду, глотнула самой крепкой настойки – и завалилась в постель, закутавшись в три одеяла.

На следующее утро грудь у неё словно обручем стянуло. Надсадный кашель разрывал лёгкие, а тело едва-едва подчинялось, точно его ватой набили до самых пальцев. Мисс Люггер несколько дней пролежала в постели, вставая лишь затем, чтобы дойти до туалета или глотнуть воды. Время от времени у входа в магазин слышались человеческие голоса: близилось Рождество, и многие желали купить ароматной настойки к праздничному к столу. Но, натолкнувшись на закрытые двери, покупатели уходили прочь, и никто из них даже не попытался выяснить, что случилось хозяйкой.

В ушах у мисс Люггер шумело; казалось, что прилив нахлынул со всех сторон.

«Я разбилась о камни, – думала она, бесцельно глядя на вращающийся потолок. – Маяк погас, был шторм, и я разбилась о камни».

На четвёртый или пятый день ей с горем пополам удалось встать и одеться. Снаружи бушевала вьюга, и колючий ветер едва ли не сдирал кожу с лица. Мисс Люггер закуталась в шарф до самого носа и еле-еле побрела по дороге. Сил хватило только на то, чтобы дойти до ближайшей продуктовой лавки. За прилавком стоял немолодой мужчина, супруг одной из постоянных покупательниц.

– Добрый вечер, – не слишком приветливо поздоровался он. – Чего брать будете?

Мисс Люггер дала себе зарок, что если он сейчас спросит, как она себя чувствует или что с ней случилось, то она тут же расскажет обо всём и попросит помощи.

– Мне… сыру. Да, отрежьте сыру.

Хозяин посмотрел на неё встревоженно, но ничего не сказал. Затем разрубил крупную головку сыра на четыре части.

– Так пойдёт?

– Д а.

Мисс Люггер раскашлялась, передавая деньги, и едва не рассыпала мелочь. Но хозяин по-прежнему молчал, даже тогда, когда она, сунув свёрток с четвертинкой сыра под мышку, направилась к выходу на заплетающихся ногах. Наперерез ей метнулся тощий кот с шерстью светло-медового цвета, зашипел и выгнул спину. Но мисс Люггер отпихнула его ногой и шагнула через порог – в злую вьюгу.

Путь домой показался невероятно длинным. Она даже не запомнила, как вернулась, отперла дверь и вошла, как разделась и легла в постель. Но, когда очнулась ночью, то на губах был горьковатый привкус лекарства, а печь в комнате дышала сухим жаром.

– Засыпай, – приказал негромко, но властно полузнакомый голос. – Ещё рано.

– Кто. – прошептала мисс Люггер, поднимаясь на локте, и наконец-то разглядела его – впервые за пятнадцать лет.

Он был очень высок и худ; когда-то, вероятно, светловолос, но ныне, скорее, сед. Черты его лица были очень приятными, хотя и слегка резковатыми: такого человека никогда не назовут «смазливым», но и для исключительно «мужественной красоты» он слишком напоминал андрогина. Щёки и лоб у него были в саже, как у мальчишки, дорвавшегося до игры в дымоходе, а глаза пылали солнечным золотом.

И мисс Люггер сразу всё поняла.

– Это был ты, – выдохнула она недоверчиво. – Тот старик, потом мальчик с пирогом. Кто ещё? Девушка, которая купила настойку для парикмахера? Кот? Мистер Майер?

Он засмеялся и надавил ей на плечи, заставляя вновь улечься в постель:

– Нет. Не Майер – точно. Спи, Лидия Люггер. Ты ещё не здорова.

– Пшёл прочь! – рявкнула вдруг она с такой ненавистью, какой сама от себя не ожидала. – Не нужны мне твои… твоя.

Слёзы вскипели на глазах. Всё оказалось ложью, все светлые моменты, которые трепетно хранила память, когда незнакомцы вдруг помогали ей в самый нужный момент.

«Чужая, – колотилось у неё в висках. – Симон был прав, я чужая здесь».