Ребекка Росс - Сопротивление королевы [litres]

– А каково тебе было жить принцессой в замке?

Она молчала, но я чувствовала, что вопрос достиг цели.

– Тебя били, Кила? Заставляли поступать жестоко? – Я помолчала, мое сердце колотилось. – Это отец приказывал тебе издеваться над служанками?

Моя собеседница расплакалась, уткнувшись в сложенные руки. Я уже решила, что потеряла с ней контакт, но она подняла голову и прошептала:

– Да. Папа… папа бил меня, если я не била их. Он запирал меня в шкафу, а там было темно, и я сидела голодная. Мне казалось, что я сижу там целыми днями. Но он говорил, это сделает меня сильнее. Его отец так же поступал с ним и он стал несгибаемым. Папа сказал, что не сможет мне доверять, если я не буду поступать так, как он приказывает.

Слушая ее, я разрывалась между жаждой справедливости, желанием увидеть, как прольется кровь всех Ланнонов, и мучительным стремлением к милосердию в том, что касается Килы Ланнон. Потому что я видела в ней собственную тень, а мне было даровано прощение.

– Вот об этом тебе нужно рассказать, когда ты предстанешь перед судом, Кила, – с сочувствием проговорила я. – Ты должна рассказать правду. Рассказать, каково быть внучкой короля Ланнона. И я обещаю: тебя выслушают, и некоторые поймут, что ты такая же, как они, что ты хочешь для Мэваны того же, что и они.

Я встала, занемевшие ноги закололо. Кила смотрела на меня огромными покрасневшими глазами, почти такими же, как у Эвана.

– Суд начнется через два дня, – сказала я. – Тебя выведут на эшафот перед всем городом, чтобы ты ответила на вопросы судьи, и народ будет решать, жить тебе или умереть. Я буду стоять впереди, и, если тебе станет страшно, смотри на меня и знай, что ты не одна.

День суда

В день суда небо было безоблачным.

Утром я первым из лордов пришел к эшафоту. Мой лоб охватывал золотой обруч, у сердца красовалась вышивка с серой лошадью Морганов. Я уселся на приготовленный для меня стул и стал наблюдать, как лужайка перед замком заполняется людьми.

Я смотрел на дощатую трибуну в центре эшафота, в уже сгустившиеся тени, где в ближайшие часы будут стоять Гилрой Ланнон, Уна Ланнон, Деклан Ланнон и Кила Ланнон. Я попытался представить среди них Эвана, кровь от их крови, кость от их кости.

Ланнон – всегда Ланнон.

Я ненавидел эти слова и сомнения, которые заронил в меня Деклан.

Постепенно другие лорды и леди подходили и занимали места вокруг меня. Журден, нахмурившись, прошелся по эшафоту и занял место рядом со мной. Мы сидели в натянутом молчании, по мере приближения суда наши сердца колотились все сильнее.

– Как вы? – наконец проговорил Журден.

Но в этот момент у меня пропал голос, пока я не увидел Бриенну. Она вместе с Люком стояла в переднем ряду толпы в платье лавандового цвета – цвета Мак-Квинов, каштановые волосы заплетены в косы и уложены короной. Она нашла меня взглядом в тот же момент, когда я увидел ее.

– В порядке, – ответил я, не отводя глаз от Бриенны.

К тому времени, как Изольда со своей охраной и магистратским судьей подошла к эшафоту, поляна перед замком была переполнена людьми. Лорды и леди встали перед королевой, в том числе леди Халлоран и лорд Карран, хотя на голове Изольды не было короны, только золотой обруч, как у всех аристократов. Как леди Кавана она уселась в центре, прямо напротив трибуны. Камень Сумерек на ее груди излучал мягкое голубое сияние.

Судья, старик с длинной белой бородой, падающей на грудь, встал перед народом и воздел руки. В толпе воцарилось молчание. Я заерзал на стуле, меня прошиб пот.

– Народ Мэваны, – прогремел судья, и его голос разнесся ветром, – мы собрались, чтобы вершить правосудие над человеком, который некогда осмелился назвать себя королем.

Толпа взорвалась гневными возгласами. Судья опять воздел руки, призывая к тишине, и люди замолчали.

– На трибуну выведут каждого члена семьи Ланнон, – продолжал он. – Они будут стоять перед вами, пока я зачитываю все обвинения против них. Эти жалобы принесли те из вас, у кого хватило смелости поделиться своей историей. В связи с этим имена некоторых из вас будут произнесены вслух после обвинения как подтверждение свидетельских показаний. Когда я закончу, каждый Ланнон получит слово, и потом вы вынесете приговор. Поднятый кулак означает казнь, неподнятый – помилование.

Судья оглянулся через плечо на Изольду.

Она кивнула. Ее лицо было бледным, волосы – красными, как кровь на солнце.

У меня бешено забилось сердце. В этот момент тишины я думал об отце, о матери и сестре.

Судья отвернулся и крикнул:

– Приведите Гилроя Ланнона.

Толпа тут же зашумела, отчего подо мной задрожал деревянный настил, а зубы застучали. Я сидел и смотрел, как Гилроя Ланнона, опутанного цепями, бесцеремонно тащат на помост.

Бывший король выглядел полной развалиной. В жидких светлых волосах засохла кровь – похоже, он безуспешно пытался разбить голову о стену темницы. Одежда была грязной и перепачканной его собственными нечистотами. Когда стражники поставили его перед людьми, он с трудом мог держаться прямо.

Толпа бурлила: крики, проклятия, гнев. Я испугался, что люди бросятся на помост и растерзают Гилроя на куски. Нахмурившись, судья вскинул руки, и люди неохотно подчинились этому призыву к тишине.

Мальчик поднес толстый свиток, и судья провозгласил:

– Гилрой Ланнон, вы стоите перед народом Мэваны, против вас собран длинный список обвинений.

Оцепенев, я смотрел, как разворачивается этот кажущийся бесконечным свиток и длинная лента опускается на помост. Судья начал читать, его голос вознесся, перекрывая ропот толпы, вой ветра, бешеный стук моего сердца.

– Гилрой Ланнон, 25 мая 1541 года вы приказали Брендану Аллене жестоко убить безоружную леди Сив Мак-Квин. Затем вы сожгли поля Мак-Квинов и перебили троих танов Мак-Квинов с их семьями, когда они мирно спали. Среди них было семь детей. Вы приказывали своим людям насиловать женщин Мак-Квинов и вешать мужчин, которые осмеливались защищать своих жен и дочерей. Затем вы разогнали Мак-Квинов, назначили над ними безжалостного правителя Брендана Аллену. Это обвинения лорда Дэвина Мак-Квина.

Я посмотрел на Бриенну. Она застыла со стоическим выражением лица. Но в ней начал закипать гнев.

– В тот же день вы схватили леди Лили Морган и отрубили ей кисть руки. Вы притащили ее…

Я заставил себя смотреть на Гилроя Ланнона, пока зачитывали мои обвинения. Ланнон дрожал, но не от страха или раскаяния. Он захихикал, когда судья сказал:

– Это были обвинения лорда Эодана Моргана.

– Мак-Квин и Морган бросили мне вызов! Они бросили вызов своему королю! – закричал Ланнон, громыхнув цепями по ограждению трибуны. – Они подняли мятеж против меня! Их женщины заслужили свое наказание!