Розария Мунда - Рожденный в огне [litres]

– Ли знает, кем был его отец. И ему известно, что он делал. Он знает это так же долго, как и я.

Но Кор снова положил свою голову на ладони, а лицо Рока смягчилось, в нем читалось что-то похожее на жалость.

– Энни, – сказал он, – даже если бы это было так… Как такое доказать?

Тюрьма находилась на самом нижнем этаже военного крыла внутренних покоев, рядом с ареной, где заключенных держали в ожидании казни драконьим огнем. Я была там только один раз, когда мы с Даком были юными и любопытными. Кажется, это было темное место, заброшенное не без уважительной причины, и мы больше туда не возвращались.

– Ли?

– Я здесь.

И я прижала фонарь к решетке, заглядывая внутрь. Камера была совсем крошечной, ее узкое окно впускало внутрь холодный воздух с арены. Ли лежал на койке в углу. Он поднялся на локте и посмотрел на меня, прикрыв глаза рукой.

– Что сказал Атрей? – спросил он.

– Ничего информативного. Я думаю, он еще… обсуждает этот вопрос.

С тех пор как мы разошлись, с Ли сняли форму и выдали ему тунику и брюки. Впервые со времен Элбанса я видела его в гражданской одежде, и моя первая мысль была: она ему не подходит.

– Я принесла тебе кое-какие вещи.

– Ох… Спасибо.

Он поднялся на ноги и приблизился ко мне.

– Лед, – проговорила я, отдавая его в первую очередь. – И еще к тебе придет медицинский эксперт, который тебя осмотрит.

– Все не так уж плохо…

– Я хочу, чтобы позже он смог дать показания.

– Им все равно, – сказал Ли.

Это прозвучало, как провокация Пауэра в моей голове в те редкие моменты тишины, которые я пережила в последние пару часов.

«Их наказали за это?»

Я ответила ему то же самое, что я говорила себе:

– Это неправда. Преступники, действовавшие во время Дворцового дня, были заключены под стражу, а затем их казнили, я читала об этом давным-давно…

Лицо Ли сначала выглядело испуганным, а потом сразу же стало серьезным.

И он уточнил:

– Я имел в виду, что им безразлично из-за опасений за национальную оборону. Они не могут позволить себе поступиться опытным наездником, особенно если речь идет о Четвертом Ордене. Пауэр слишком ценен.

А затем Ли прочистил горло и тихо добавил:

– Он не сказал ничего, о чем я не думал в последние годы, Энни. Не переживай об этом.

Он отвернулся от меня, поднял рубашку и прижал мешок со льдом к животу. Я смотрела на паутину ожоговых шрамов на его спине, которая едва закрывала другие, более старые шрамы. О них он никогда не говорил, даже в Элбансе.

Руины Дворцового дня и его катастрофы окружили нас. Единственное, что я хотела, – перемотать все назад, вернуться во вчерашний день, на несколько часов назад, прежде чем все пошло не так. Прежде, чем мне пришлось увидеть Ли таким.

– Я… Рассказала кое-что другим. Решила, что так лучше сделать, особенно после случая с Пауэром. Даку, Кору, Року, Лотусу и Криссе. Больше никому не сказала.

Хоть он и отвернулся от меня, я все же увидела, как его кадык дернулся, когда он сглотнул.

– А они?…

– Некоторым из них понадобится время.

Ли жестко кивнул.

– Я исполняющая обязанности командующего флотом, – продолжила я. И добавила: – На некоторое время.

«На некоторое время до чего?»

Но Ли не прокомментировал эту фразу. Он просто сказал:

– Хорошо.

– Мне… надо будет поговорить с тобой об этом. На определенном этапе.

Я услышала, как мой голос сделал то, что не должно было произойти, ведь я просто умоляла его об этом. Он прыгнул на октаву выше и превратился в визг. Ли тоже это слышал и остановился. Затем опустил лед, который прикладывал к животу, и повернулся обратно ко мне.

– Эй, – сказал он.

Только от Ли такой простой реплики было достаточно, чтобы успокоить меня, как ласковым словом.

– Мы можем обсудить это сейчас, если ты хочешь, – продолжил он.

Я кивнула, злясь на свое предательское горло и факт того, что в такой ситуации Ли меня успокаивал. Я была огорчена тем, что мне было настолько это нужно.

– У тебя есть что-нибудь, чем можно писать?

Я снова кивнула.

Мы сидели с ним вместе на каменном полу тюрьмы, разделенные решеткой, пока Ли прижимал лед к своему животу и разговаривал со мной, а я делала заметки. Он говорил мне об обязанностях, которые он выполнял в качестве Первого Наездника, и сообщал другую информацию. Ли рассказывал о дополнительных обязательствах, которые взял на себя в последние годы, проводя свои беседы с министерством и вооруженными силами. Говорил о контактных лицах, с которыми он связывался, описывал причуды каждой задачи, дополнительные меры, которые он любил принимать, чтобы убедиться, что работа была успешно выполнена.

Голос Ли был сдержанным, спокойным, устойчивым даже тогда, когда мое собственное дыхание становилось прерывистым.

Когда он наконец рассказал мне обо всем, что только мог вспомнить, он отдал мешок с почти растопленным льдом обратно. Он дрожал, его нога была влажной от воды, стекающей с мешка со льдом. Я вытащила из своей сумки одеяло, которое принесла с собой, и передала его через решетку. Он завернулся в него, пробормотав «спасибо». Я отдала Ли остальные вещи: подушку, спички, лампу, сегодняшние выпуски «Народной газеты», «Золотых ведомостей» и его копию «Аврелианского цикла» на драконьем языке. Его глаза закрылись, когда он забрал у меня книгу, словно только что получил благословение, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись на книге. А потом контакт прервался, и мы оба поднялись на ноги.

– Я вернусь, как только смогу…

– Ты и так достаточно сделала. У тебя в приоритете сейчас другие вещи.

Я не стала спорить об этом.

– Есть ли что-то, что я могу принести?…

Ли начал качать головой, а потом остановился.

– Я не знаю, захочет ли он прийти. Но… Кор?

– Он еще не готов, Ли.

Ли сглотнул, и его лицо дрожало от усилий, которые он прикладывал для сохранения спокойствия.

– А… Крисса?

Как только он назвал ее имя, сжался, будто боясь моего гнева. Но то, что охватило меня, была не столько злость, сколько грусть, и не та, которую он предвидел. Потому что не было ничего более душераздирающего, чем мысль о том, что он даже сейчас находился в моей власти.

Я смотрела на него, стоящего в одиночестве в холодной, темной клетке и ожидающего любого поворота судьбы, на который он себя обрек. Я представила, что все изменится, что Крисса станет для него здесь светом во тьме, с ее смехом, улыбкой, нежным юмором и красотой, – она уничтожит бесплодное уродство этого места. Кто я такая, чтобы осуждать его попытки сбежать из этой темноты? Я пыталась сбежать из своей с помощью Дака многие годы. Мое сердце наполнилось любовью к Ли, и я сказала:

– Я удостоверюсь в том, чтобы она получила право посещения.