Олеся Строева - ДАзайнеры [litres]

Частенько он устраивал встречи со странными людьми в этом местечке еще до того, как оказался в пустыне. Случился, например, у него однажды такой странный друг, звали его Р. П. Буднев. Он был коллегой Кочубея по институту, они познакомились в комиссии на кандидатском экзамене в аспирантуре. Поначалу Кочубей был крайне польщен знакомством с Будневым, поскольку тот был являлся философом и культурологом, и еще задолго до личной встречи Кочубей читал его работы. Несмотря на свою будничную фамилию, коллега был вовсе не тривиален, Кочубей даже сначала принял его за Дазайнера. Надо признать, идеи Буднева о шизореальности, в которую, по его мнению, был погружен весь мир и род человеческий, существенно повлияли на научные взгляды Кочубея. Шизореальность как естественная форма существования культуры, ее раздвоенность, в первую очередь проявляющаяся в наличии языка, то есть знаковой надстройки над действительностью, и в целом невозможность доказательства существования объективной реальности, – все это не только не противоречило, но и в какой-то степени укрепляло ремифологические позиции Кочубея. Он вообще легко поддавался влиянию людей с нестабильной психикой, они время от времени возникали в его жизни и всегда расшатывали его хрупкое гармоническое равновесие, но, как ни странно, ему самому иногда было это необходимо: запустить немного хаоса в свой внутренний космос.

Длилась их дружба около года, и в течение того периода они часто прогуливались с Будневым по саду, беседуя порой по четыре, а то и по пять часов об интригах на работе, о свойствах человеческой натуры, о тонкостях психоанализа. Непременно заходили пропустить по стаканчику рома в один из богемных ресторанчиков, Буднев любил выпить на брудершафт, заверяя в вечной любви и преданности своего нового друга. Однако Кочубей никак не мог решиться рассказать большому ученому о своем Проекте Ремифологизации Дазайнеров, стесняясь то ли показаться слишком наивным, то ли оказаться не совсем подкованным с научной точки зрения. Да до этого никогда и не доходило, поскольку обсуждались в основном дела личного характера и какие-то подковерные склоки в институте. И вообще, через некоторое время Кочубей начал понимать, что его «искренний друг» был на самом деле страстно увлечен манипуляциями и психоаналитическими опытами над окружающими людьми, что совсем не входило в планы Кочубея. К тому же в один прекрасный момент на кафедре разразился скандал из-за аспирантской диссертации, Кочубей не встал на сторону Буднева, поскольку посчитал его неправым в сложившейся ситуации, ну а тот, естественно, счел его предателем, так они и разошлись как в море корабли.

Впоследствии, когда Кочубей занимался комплектацией точек Хроноса и выбирал персонажей для своего Хронического перформанса, он задумался, где та тонкая грань между шизофреником и Дазайнером. По каким соображениям, скажем, этот небудничный Буднев не подходил на роль Дазайнера.

«Нужно дать определение Дазайнеру, ученый я все-таки или не ученый, – как-то подумал он. – Итак, Дазайнер – это человек, в первую очередь остро чувствующий время, страдающий от отсутствия Настоящего. Нет, пожалуй, это не то. Еще раз, Дазайнер – это личность, в первую очередь, не вписывающаяся в повседневную реальность, каким-то образом стоящая от нее в стороне. По формальным признакам Дазайнер должен заниматься какой-то нерутинной работой, то есть обладать относительной свободой. Далее, главной проблемой его существования должно быть стремление зацепиться за настоящий момент, закрепиться во времени, он должен постоянно пребывать в состоянии поиска решения этой задачи. Должен ли он иметь чувство мессианства? Да, пожалуй, ницшеанский момент очень существенен, идея сверхчеловека должна его вести по жизни, да. Вот собственно критерии», – удовлетворенно качнул головой Кочубей, хоть немного и абстрактные, но поскольку работодателем был он сам, подбор кадров вполне мог осуществляться интуитивно, не соответствуя никаким четким критериям.

Кочубей зашел в «Чайхану», устроенную на двух этажах, с одной стеклянной стеной, выходящей в сад. Он занял большой диван у окна, просмотрев меню решил взять чай с чабрецом и два чебурека с курицей. Услужливый официант, присев на корточки, внимательно записал заказ. В воздухе стоял аромат кальяна, высоко над головой под потолком висели перевернутые разноцветные торшеры. Стены в орнаментах меняли цвет от синего к зеленому, от зеленого к красному, от красного к желтому. В это время дня посетителей было совсем немного. Кочубей разложил на столе перед собой бумаги со схемой расположения точек. Общая композиция должна была сложиться следующей: сверху на севере Пинкертон, Буффон и Дама, далее по кругу влево вниз Будянские, затем Норна и Селёдкина, далее на юге пока никого – знак вопроса, вверх по кругу Тюкин и Лёва, и еще одна неукомплектованная шестая точка. Кочубей решил вплотную заняться ее устройством. Она соответствовала весеннее-летнему периоду цветения и плодородия, предшествующая летнему солнцестоянию, главным знаком там была руна Одала, две фигурки соединяли руки так, что образовывали горизонтально расположенную восьмерку или математическую фигуру бесконечности. Толкование этого изображения не вызывало сомнений, в традиции нордов он соответствовал ритуалу бракосочетания, следовательно, требовалась пара молодоженов или готовящихся вступить в брак двух молодых Дазайнеров. Найти такую комбинацию среди своих знакомых было крайне нелегко, Кочубею никто не приходил на ум. Сколько бы он ни перебирал в голове разные варианты, ничего не находилось подходящего. Он глядел рассеянно на спящий под снегом сад, черные извилистые ветви на свинцово-белесом фоне неба, четкие графические очертания которых напоминали гравюры старых мастеров. И тут он увидел характерную белую пышную юбку, сопровождаемую небольшой группой с фотоаппаратами и светоотражателем, суетливо перемещающейся по аллеям.

Натюрморт с патефоном, 1998. Бумага, тушь

– Хм, – подумал он, – не предлагать же первым встречным. А впрочем, надо понаблюдать, не будет ли какого знака свыше.

Он поспешно затолкал в рот чебурек, допил чай и, расплатившись на кассе, не дожидаясь официанта, вышел в сад. Молодожены были уже где-то в районе пруда в центре сада, Кочубей хорошо знал это место, там проводили сессии все свадебные фотографы. Он стал прогуливаться напротив мостика, где в характерных позах запечатлевалось знаменательное событие. Ничего примечательного он не замечал, все было вполне обыденно. Они художественно обнимались, целовались, потом смотрели вдаль, держали букет с цветами, но никак не проявляли себя в качестве кандидатур для Пустыни. Он даже мысленно начал призывать их сложить руки в восьмерку, но ничего не выходило: