Рик Риордан - Тайный оракул [litres]

– Не попасть в Перу, – проскандировали мы.

– Так где линия старта? – Шерман Ян пощелкал пальцами.

– Никакой линии старта нет, – радостно сообщил Харли. – Стартуете прямо отсюда.

Участники растерянно огляделись. Внезапно лужайка задрожала. По траве пробежали темные полосы, образуя громадную шахматную доску.

– Забавляйтесь! – взвизгнул Харли.

Земля разверзлась под ногами, и мы провалились в Лабиринт.

По крайней мере в Перу мы не попали.

Ноги ударились о камень так, что у меня едва не выбило коленные чашечки. Нас бросило на стену, но Мэг сыграла роль подушки.

Мы оказались в темном, укрепленном дубовыми балками туннеле. Дыра, в которую мы провалились, исчезла, и на ее месте появился земляной потолок. Других команд видно не было, но откуда-то сверху доносился голос Харли: «Пошли! Пошли! Пошли!»

– Когда ко мне вернутся прежние силы, я превращу Харли в созвездие и назову его СПИНОГРЫЗ. Созвездия хотя бы молчат.

Мэг показала рукой в коридор:

– Смотри.

Глаза уже привыкли к темноте, и я заметил, что тусклый свет в туннеле исходит от мерцающего метрах в тридцати от нас огрызка какого-то фрукта.

– Золотое яблоко.

Мэг подалась вперед, увлекая за собой и меня.

– Подожди! Там могут быть ловушки!

Словно в подтверждение моих слов, из темноты в другом конце коридора вынырнули Коннор и Паоло. Подобрав с пола золотое яблоко, Паоло торжествующе крикнул:

– Бразилия!

Коннор посмотрел на нас и ухмыльнулся:

– Растяпы!

В следующий момент потолок над ними разверзся, обрушив на парочку град железных шаров размером с дыню.

– Бежим! – крикнул Коннор.

Неуклюже развернувшись, они заковыляли прочь, преследуемые по пятам шумной оравой круглых снарядов с искрящими фитилями.

Скоро все стихло. Без мерцающего яблока мы остались в кромешной темноте.

– Отлично. – Голос Мэг отозвался эхом. – И что дальше?

– Предлагаю пойти в противоположном направлении.

Легко сказать, да трудно сделать. Темнота беспокоила Мэг даже сильнее, чем меня. В теле смертного я уже чувствовал себя калекой с выключенными органами чувств. К тому же я часто полагался на что-то другое, кроме зрения. Музыка требует острого слуха. Стрельба из лука – тонкого осязания и способности чувствовать направление ветра. (Ладно, согласен, зрение тоже помогает, но вы поняли, к чему я клоню.)

Мы потащились вперед, вытянув перед собой руки. Прислушиваясь к подозрительным щелчкам, потрескиваниям и поскрипываниям, которые могли указывать на приближающуюся опасность, я понимал, что если и замечу какие-то предупреждающие сигналы, то будет уже слишком поздно.

В конце концов мы с Мэг даже научились синхронно ступать связанными ногами. Было это не так-то просто. Если я обладаю безупречным чувством ритма, то моя напарница постоянно либо опаздывала на четверть, либо на столько же спешила, из-за чего нас уводило в сторону и бросало на стену.

Мы шли так, может, минуты, а может, дни. В Лабиринте время обманчиво. Мне вспомнились слова Остина о том, что после смерти создателя Лабиринт и воспринимается по-другому. Теперь я начал понимать, что он имел в виду. Воздух вроде бы посвежел, словно подземелье и не пережевало множество человеческих тел. Стены не испускали болезнетворного тепла и не сочились, насколько я мог судить, ни кровью, ни илом, что уже было значительным улучшением.

В былые времена каждый, кто оказывался в лабиринте Дедала, ощущал его всепоглощающее желание: Я уничтожу твой разум и твое тело . Теперь атмосфера смягчилась, и послание звучало не столь пугающе: Эй, если вы здесь умрете, будет клево.

– Мне Дедал никогда не нравился, – проворчал я. – Старый мошенник не понимал, когда нужно остановиться. Всегда требовал самую лучшую технику, все самое новое. Я говорил ему, чтобы не наделял лабиринт самосознанием. Так и сказал: И. А. всех нас уничтожит. Но нет, не послушал.

– Совершенно тебя не понимаю, – пожала плечами Мэг. – Но думаю, не стоит ругать Лабиринт, пока ты в нем находишься.

Я остановился, услышав саксофон Остина. Звук ослаб, пройдя эхом по нескольким коридорам, и мне не удалось определить, откуда он доносится. Потом и его не стало. Я переживал за них с Кайлой и надеялся, что они уже нашли три золотых яблока и благополучно вернулись в лагерь.

Наконец мы достигли развилки. Я определил это по перемене в движении воздуха и температуре.

– Почему остановились? – спросила Мэг.

– Шшш. – Я прислушался.

Звук из правого коридора напоминал негромкое завывание, как будто там работала циркулярная пила. В левом было тихо, но оттуда тянуло едва уловимым неприятным запахом… не серы, нет, но какой-то газообразной смеси минералов из глубин земли.

– Ничего не слышу, – пожаловалась Мэг.

– Пилящий звук справа. Неприятный запах слева.

– Голосую за вонь.

– Другого я от тебя и не ожидал.

Мэг изобразила свое фирменное фырканье и заковыляла в левый коридор, увлекая меня за собой.

Бронзовые полоски начали натирать ногу. Пульсация в бедренной артерии Мэг смешивалась с моим ритмом. Когда нервничаю, я обычно напеваю какую-нибудь мелодию, чтобы успокоиться, – «Болеро» Равеля или древнегреческую «Песнь Сейкилоса». Но поскольку пульс Мэг сбивал меня с толку, то единственным, что приходило на ум, был «Танец маленьких утят». Успокаивающего действия он не оказывал.

Чем дальше, тем гуще становился запах вулканических паров. Пульс сбился с идеального ритма. Сердце стукалось о ребра. Я догадывался, куда мы забрели, но боялся в этом признаться. Говорил себе, что это невозможно. Что мы не могли пройти полсвета. С другой стороны, в Лабиринте расстояние значения не имеет. Он знает, как использовать слабость жертв. Что еще хуже, у него есть свое, порочное чувство юмора.

– Вижу свет! – сказала Мэг.

И верно, кромешная тьма разжижилась до темно-серой мути. Туннель впереди заканчивался, соединяясь с узкой продольной каверной, напоминающей кратер вулкана. Впечатление было такое, будто некая гигантская лапа полоснула коридор когтями и оставила на земле рану. Существ с такими огромными лапами я видел в глубинах Тартара и уж никак не думал увидеть их снова.

– Надо повернуть.

– Глупости. Ты разве не видишь золотое сияние? Там же яблоко.

Но я видел только вихрящиеся клубы пепла и газа.

– Сияние может быть лавой. Или радиацией. Или глазами. Сияющие глаза ничего хорошего не сулят.

– Это яблоко, – стояла на своем Мэг. – Здесь пахнет яблоком.

– Неужели? И откуда ж у тебя вдруг взялся такой острый нюх?

Мэг рванула в сторону, и мне невольно пришлось последовать за ней. Для двенадцатилетней девчонки она обладала удивительной настырностью. В конце туннеля мы оказались на узком выступе. До противоположной стены было не больше десяти футов, но расселина казалась бездонной. Примерно в сотне футов над нами шахта расширялась до широкой пещеры.