Альвдис Рутиэн - Между [litres]

Но ведь это не так. Я чувствую, не знаю почему: это грозное великолепие не опасно.

Этот огонь не жжет. Его можно погладить.

Вот так.

Ой… чудо какое!

И действительно чудо: едва пальцы королевы коснулись языков пламени, как огонь оплел и ее руку – так, как оплетал колонны. Он не обжигал, не загорелся рукав, не было ни крохи копоти. Золотисто-алые язычки плясали вокруг руки Эссилт, и это был самый совершенный из узоров, который она видела в своей жизни. «Теперь я знаю, как мне вышить тунику Друста», – мелькнула мысль.

Но надо было искать неведомого кузнеца.

– Спасибо за эту красоту, мастер Сархад, – сказала Эссилт в огненную пустоту зала. – Могу я увидеть тебя?

Огонь соскользнул с ее руки, а в глубине зала послышался звон маленького молоточка. Эссилт поспешно пошла туда – и увидела ювелира, склонившегося над каким-то золотым узорочьем.

Вокруг него было всё то, чему положено быть в мастерской кузнеца, но Эссилт не обратила на обстановку никакого внимания, с изумлением глядя на Сархада.

Ничего отвращающего, того, что испугало ее в портрете на ковре, в его чертах не было.

Немолодой сидхи, заметно старше тысячи лет. Черные волосы заплетены на висках в косы и закреплены золотыми заколками изумительной работы. Мудрое, сосредоточенное лицо; если чем и отличается от его собратьев, то отсутствием светлой беспечности, свойственной большинству из его народа.

– А кто тебя боится? – вместо приветствия само собой вырвалось у Эссилт.

Первая гостья за все эти века. Я ждал Морврана, я надеялся, безумно надеялся, что мудрый Диурнах сможет проникнуть сюда, или неистощимый на выдумки Ллидеу найдет способ обойти заклятия моих тюремщиков… я ждал, время скользило мимо, забрав надежду и подарив взамен равнодушие, Диурнах и Ллидеу уже давно не те отчаянные юнцы, какими я их знал… да и что во мне осталось от прежнего Коварного Сидхи?

Я бы не удивился, увидев Морврана. Я бы не удивился, увидев Рианнон.

А это что за девочка?

Почему она здесь? Что произошло в Аннуине? Из-за чего открылась веками запертая дверь?

Шагнуть ей навстречу… нет, не могу. Прикован, как раньше.

Это не свобода, Сархад. Не тревожь себя пустой надеждой. Ты заточен навеки…

…только вот она не похожа на вошедшую в темницу. Как в гости заглянула.

Откуда ты взялась, Светлая? Ты играешь с моим огнем, как девы-сидхи любят играть с едва вылупившимися дракончиками, приручая их.

Ты приручаешь Зал Огня?

Ты не из числа моих врагов или былых соратников, а друзей у меня нет. Так кто же ты? Зачем пришла?

И – почему тебе не страшно?!

– Кто боится? – повторила она.

Мастер негромко рассмеялся:

– Разве ты не знаешь? Меня боятся все.

Странный разговор. Ужас древнего мира должен доказывать, что он – ужас.

– Почему? – искреннее недоумение в голосе королевы.

– Я всюду нес раздор и гибель, – холодно усмехнулся он. – Поэтому я и прикован.

Эссилт хотела возразить, что он несет не гибель, а чудесную красоту, но от последних слов вздрогнула:

– Прикован?! Но я не вижу…

Сидхи приподнял черную бровь:

– Ты ничего не слышала об этом? Вот как… новая месть Рианнон: обо мне забыли. А ведь когда-то и Аннуин, и Авалон, и даже Эрин ликовали, узнав, что Сархад Коварный прикован в этом замке.

– За что?!

– О, девочка, уверяю тебя, было за что! Спроси у Рианнон, если угодно.

…Едва я нанес удар по кремневой щетине кабана, мой меч вспыхнул огнем и сгорел дотла за пару мгновений. И тут я понял, что был глупцом и позволил ей обратить мое собственное колдовство против меня.

Тогда Гваллгоэг, и Хуарвар, и оба Хира набросились на меня, беспомощного, словно человек, и связали веревкой, которую сплела она. Они волокли меня, осыпая насмешками, а мне оставалось лишь проклинать мою гордость: я сам позвал их на эту охоту, хотя знал, что любой из четверых не упустит случая метнуть копье не в кабана, а в меня. Но я считал себя сильнее их всех вместе взятых… да так оно и было бы, если бы не ее хитрость.

Они тащили меня, и я чувствовал, что ее веревка, словно огромная пиявка, вытягивает из меня ту силу, что еще оставалась после потери меча.

Они бросили меня к ее ногам. Я встал (хоть и нелегко встать, когда скручен от плеч до лодыжек) и сказал ей:

– Я считал себя коварнейшим в Аннуине, но ты превзошла меня.

Рядом с ней стоял… я никогда не видел настолько мерзкого карлы. Облик этого существа был под стать его ремеслу палача.

Его заклятья сковали меня крепче любых цепей.

Потом она приказала развязать меня. Это было хуже пощечины: так забавляться моей нынешней слабостью. О том, что она сделает со мной, я заставлял себя не думать, почти завидуя людям – смертному народу.

Но она привела меня не в темницу, не к провалу в ан-дубно – сюда. В маленькую мастерскую.

Она сбросила плащ, и я увидел, что на ее шее лежит ожерелье, которое я сделал для нее… как же давно это было!

– Сархад, единственное, что я оставила тебе, – это твое искусство, – сказала она. – Ради твоих творений, ради всего, что для них нужно, ты волен ходить где угодно и сколь угодно долго. Но ради чего бы то ни было другого ты не сможешь сделать и шагу: твои ноги прирастут к камню, к песку, к траве, к воде – ко всему, что ни есть в Аннуине.

Не спрошу – прошу. Прошу тебя, пламень, сплетись правдой, из бешенства былых будней искру истины высвети.

Слова – что старая солома. Злые слова – что заноза. Не верю словам.

Поверю пляске пламени.

Пой, подземный плясун! Пой и поведай о своем повелителе. Прежде поражавший беспощадно – последует ли прошлым путем?

Или ясна днесь сила его?

Светел узор, словно звонкая песнь. Зла не стало, золой стылой развеялась ненависть. Искусно узорочье, не замарано жестокостью.

Пуст приговор, постыло прошлое. Поздно оглядываться.

Нет здесь заточенного врага. Есть лишь мастер в темнице.

– Я могу что-нибудь сделать для тебя? – тихо спросила Эссилт. – Помочь тебе?

– Ты? Мне? Помочь? – сидхи изумленно нахмурился.

– Да! Скажи – и я сделаю всё, что смогу.

– Девочка, – горько усмехнулся мастер, – поговори с Рианнон и пойми, наконец, кто такой Сархад!

– Зачем мне спрашивать Рианнон, – гордо вскинула подбородок Эссилт. – Я тоже королева и вижу то, чего Рианнон не знает! Раз она приковала тебя, то нетрудно предугадать ее рассказ. Это будет самая жуткая история, которую я услышу в жизни.

– И это будет чистой правдой, – сидхи изогнул губы в холодной улыбке.

– Может быть. Но этой правде – века. Это не сегодняшняя правда. И мне не нужно спрашивать Рианнон, чтобы узнать, кто ты сейчас . Ты – самый чудесный мастер в мире.