Себастьян Кастелл - Механическая птица [litres]

«Сасуцеи», – тут же подумал я.

«Нет! – яростный крик Тени ударил мне в уши. – Не пускай ее сюда!»

Сасуцеи не собиралась сдаваться. Вызванный ею ураган бил и корежил обсидианового червя. Тварь зашипела, брызгая во все стороны черным маслом, и завизжала от боли, когда в нее ударил порыв яростного чистого ветра.

«Убей ее! – приказала червю Черная Тень. – Сейчас она слаба!»

Два существа сплелись воедино, как змеи, пытающиеся раздавить друг друга. Вопли стали громче. Мне казалось, что дух ветра умирает. Из-за меня.

– Сюзи, – прошептал я, – скажи мне, что делать!

Два эфирных существа по-прежнему боролись друг с другом. Они двигались слишком быстро, и я не мог понять, что происходит.

Лишь одно слово я услышал от сасуцеи:

– Шепот, – сказала она.

И на сей раз я ее понял. Я больше не воздействовал своей волей на ониксовый браслет и перестал сражаться с червем. Вместо этого я использовал наговор, который показала мне Мама Шептунья в Семи Песках.

«Тебе не нужно драться, – сказал я, уговаривая, а не приказывая ему. – Эти маги сделали тебя таким же рабом, как и эту девушку. И если ты проникнешь в меня, то уже не выберешься из плена».

Я исчерпал свои силы. И этого не хватало. Нужно было двигаться дальше. Отринуть все, кроме того, что имело значение. И тут я впервые понял, что означает путь Камня. Стойкость, несокрушимость и волю. Ты оставляешь позади страх и гнев. Червь мне не враг. У меня вообще нет врагов. «Враг» – это бессмысленное и непонятное слово. Обсидиановый червь – всего лишь несчастное растерянное существо, вырванное из привычной ему среды и достойное только жалости.

«Стань снова единым целым, – прошептал я. – Освободись. Не позволяй другим повелевать тобой!»

Черная Тень бушевала во мне, но я проигнорировал ее. Камню нет дела до таких вещей.

Черно-белый вихрь утихал. Твари, сражавшиеся в этой буре, уменьшались в размерах, расплетались, отталкивались друг от друга, становясь слишком маленькими, чтобы сражаться… Сюзи вернулась в мой правый глаз и затихла. Обсидиановый червь скользнул по щеке, как слеза, и упал на мое запястье.

Он заполз в браслет из оникса и скрылся в камне, объединившись со своей второй половиной.

Я, должно быть, моргнул раз сто, прежде чем взгляд прояснился и я снова увидел мастерскую Джанучи. Духи и черные тени, обитающие в ваших глазах, не способствуют улучшению зрения.

Ощущения и звуки, которых не было в царстве Теней, возвращались один за другим. Сперва я услышал, как закашлялась Крессия. Она сползла по стулу, и лишь цепи не позволили ей упасть. Последние черно-масляные слезинки вытекли из ее глаз, а потом слезы стали обыкновенными – прозрачными, как и у любой нормальной девушки.

Джануча и Алтарист едва не свалили меня с ног, кинувшись к дочери. Отец обнял ее, а мать застыла и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, и Джануча принялась снимать цепи с ее запястий и лодыжек. И только когда дочь оказалась свободна, Джануча позволила себе заплакать…

Крессия смотрела на меня, как на незнакомца. Они сперва все так смотрели. Каждый раз, когда я терялся в Тенях, мир, казалось, забывал обо мне.

– Ты Келлен, – сказала она наконец. Я кивнул.

Крессия одарила меня слабой улыбкой.

– Ты вроде говорил, что будет больно. Серьезно? Неужели мальчики джен-теп никогда не сбивают коленки?…

Я в этот момент лежал, скорчившись, на полу. Не очень-то годная позиция, чтобы возразить Крессии. Я попытался подняться на ноги, но снова упал. Фериус подхватила меня. А потом кто-то чмокнул меня в макушку. Нифения, как выяснилось. Удивительное дело…

– Неплохо для меткого мага, зажегшего лишь одну татуировку, – сказала она, обнимая меня.

Рейчис подошел и прыгнул ко мне на плечо. А потом укусил.

– Разве я не говорил, чтобы не ввязывался в драки без меня?

– Основную часть боя выиграла Сюзи, – сказал я, пытаясь почувствовать присутствие сасуцеи.

Если она и была до сих пор внутри меня, то бездействовала. Наверное, даже духи ветра иногда устают. Я не мог ее винить, если б она решила уйти. Хотя и жаль: я только-только начал к ней привыкать…

– Отдай мне эту мерзость, – сказал Алтарист, протянув руку к ониксовому браслету. – Мы уничтожим его раз и навсегда.

Я начал снимать его, но меня остановил легкий ветерок, дунувший в правый глаз. Видимо, сасуцеи все еще была здесь.

– Сам по себе червь ни в чем не виноват, – сказал я Алтаристу. – Это существо выдернули из его привычной среды обитания, разрезали пополам и поместили в Крессию. И он просто хочет вернуться назад.

Фериус отпустила меня – убедившись, что я могу стоять на ногах, и сказала:

– Видимо, это значит, что кому-то придется отправить его домой.

На ее губах играла неестественная улыбка. И через пару секунд я понял, что это значит.

– Дай мне чертову карту, – сказал я.

Она ухмыльнулась и протянула одну из своих алых карт долга.

– Итак, вот что значит быть аргоси? – спросил я. – Ты едва не гибнешь, страясь поступать правильно, а у тебя становится только больше долгов?

Фериус хлопнула меня по плечу.

– А почему, ты думаешь, я так часто играю и надираюсь?

– Я хотела бы поговорить с Келленом, – сказала Крессия, неуверенно поднимаясь со стула. Она обернулась к своим родителям. – Наедине.

Те с некоторой неохотой – и явно настороженными взглядами – вышли из комнаты.

«Предки! – подумал я. – Только что я едва не умер, пытаясь избавить их дочь от червя. И они до сих пор боятся, что я могу причинить ей вред?…»

Когда мы остались одни, Крессия подошла ко мне. Признаюсь, в глубине души я ожидал слов благодарности. Но она лишь протянула мне руку ладонью вверх.

– Дай ее сюда.

– Что?

Она указала на карту.

– Это мой долг. Мне его и платить.

– Крессия, ты не понимаешь, как это работает.

– Да? – Она пронзила меня взглядом. Было очевидно, что никаких благодарностей и возвышенных слов о моем героизме не последует. – А что тут сложного? Карта символизирует собой долг. Нужно вернуть червяка обратно, в его дом в Семи Песках, и выпустить его там, где он больше никому не причинит вреда. Или я упустила какую-то тонкость, которую поймет лишь великий аргоси вроде тебя?

– Нет, в основном все так и есть.

Она взяла карту, затем сняла браслет с моего запястья и надела на себя. Несмотря на браваду, я увидел, что девушка дрожит.

– Я вернусь в Семь Песков и сделаю все как надо. Тогда мы покончим с этим делом.

Я молчал, потрясенный ее бесстрашием. И тем, что честь и долг были для нее какой-то само собой разумеющейся обыденностью. Крессия улыбнулась мне.

– Знаешь, мой друг, ты выглядишь гораздо мудрее, когда не открываешь рот.

Внезапно она обняла меня – да так, что едва не выдавила весь воздух из легких.