Себастьян Кастелл - Механическая птица [litres]

Завера поджала губы.

– Мы – маленькая страна, аргоси, с небольшим населением. Наши жители – мирные и спокойные люди. Они любят искусство и красоту. Они исследуют дальние земли и торгуют с теми, кто этого хочет. Гитабрийцам нравится изобретать и творить. Они не разбираются в войнах и интригах и очень мало знают о насилии.

Завера подходила все ближе, пока не оказалась нос к носу с Фериус.

– Для этого у них есть я.

Я всегда восхищался тем, как Фериус реагирует на запугивание и угрозы. Никак. Иногда кажется, что она вообще пропускает их мимо ушей. Она запалила свою курительную соломинку и втянула дым.

– Вот опять. Снова возвышенные речи. Снова поэзия. А все это просто сводится к нескольким словами: «Эй, аргоси, убирайся из моего города».

Завера повернулась ко мне и слегка поклонилась.

– Народ Гитабрии благодарен тебе. Твое имя всегда будет произноситься с восхищением и почтением.

Затем она вновь посмотрела на Фериус. На сей раз – без улыбки.

– А теперь, аргоси, убирайся из моего города.

– Видишь? Не так и сложно. – Фериус чуть приподняла шляпу. – Доброго вечера, сервади.

С этим она развернулась и направилась по коридору к лестнице. Мне ничего не оставалось, как пойти следом.

– И что это такое было? – спросил я Фериус, когда мы вышли на каменную веранду.

Она облокотилась на перила, глядя в ущелье. Курительная соломинка выскользнула из пальцев и медленно полетела вниз, туда, где в гавани стояли корабли.

– Эта женщина умеет меня взбесить, вот уж точно. Не знаю, как ей удается. Но удается.

– Так что дальше? Она велела нам покинуть страну. А мы до сих пор не знаем, почему механическая птица так важна.

Я поколебался, прежде чем задать следующий вопрос. Возможно, я опасался, что он прозвучит неуважительно для Фериус.

– И почему ты так уверена, что непременно будет война?

– Потому что она будет. – Фериус потянулась к карману, но не вытащила очередную соломинку. – Вот черт. Надо было попросить Алтариста показать мне, где тут можно купить курево. Поскольку более ценную награду мы вряд ли получим.

Она глубоко вздохнула – и тут же вздрогнула от боли. Вынув из кармана очередную колоду карт, Фериус протянула ее мне.

– Тут всего лишь обычные карты, – сказал я немного разочарованно. – Дароменские щиты, чаши берабесков и все остальное.

– Это карты, которые сейчас имеют значение, – ответила она. – После бессмыслицы дискордансов и всего такого прочего то, что ты держишь в руке, говорит нам, что будет война.

Я перебрал карты, рассматривая образы, которые имели значение для разных культур. Невольно я подольше задержался взглядом на масти заклинаний, потому что она представляла мой народ. У каждой масти были свои наборы персонажей и представителей соответствующего народа. Генерал Щитов являлся одной из старших карт дароменов. У берабесков существовала карта под названием «Нищий Чаш». Я никогда особо пристально не рассматривал эту основную колоду аргоси, но что-то в ней всегда меня тревожило.

– Что ты видишь? – спросила Фериус.

Я не мог сформулировать ответ, хотя он словно вертелся на кончике языка. Словно мой мозг знал, но я не находил правильных слов.

В некотором роде карты напомнили мне порошки в моих мешочках – инертные сами по себе, но всякий раз, когда я их соединял…

– Дело не в каком-то конкретном событии, – внезапно сказал я. – Эта война, которая, по мнению аргоси, вот-вот начнется, она происходит из самой структуры наших культур. Словно наши страны так устроены, что просто не могут не противостоять друг другу.

Фериус кивнула.

– Если хворост пролежит на солнце достаточно долго, появится…

– Искра, – докончил я мысль. – Так, значит, это…

Она постучала пальцем по колоде.

– Возьми карту, малыш. Любую.

Я взял и перевернул карту лицом вверх. На ней была изображена механическая птица. Интересно, как Фериус это делает.

– Годится для искры? – спросила она.

Фериус отправилась укладывать вещи. По-видимому, мы покончили с этой страной. Остался только вопрос: что делать с моей сестрой? Не то чтобы я действительно поверил обещаниям Заверы, но… После всего, что Шелла устроила в Гитабрии, не думала же она всерьез, что я стану ее защищать?

Я взял ложную карту дискорданса, которую она сунула мне в карман. Почему эта карта так важна для нее?… Глядя на нее сейчас, я понимал, почему Фериус так презрительно отозвалась о карте. Она была нарисована идеально. Пожалуй, лучше, чем иные карты аргоси. Но была в ней какая-то холодность. Отстраненность. Идеальное совершенство, но от него веяло высокомерием. При взгляде на корону и деревянную подставку в виде кистей рук в душе появлялось какое-то беспокойство пополам с раздражением.

«Нет, – подумал я. – Не раздражение. Скорее, тревога. Например, когда я плохо себя вел с одним из наставников и он отправлял меня домой, к…»

Картинка сделалась размытой. Я испугался, что снова потерялся в Тенях, но нет – остальной мир не изменился. В основном. Свет, лежавший на карте, был неестественным. Странно мерцал. Линии стали более выпуклыми. Я едва не уронил карту в ущелье, когда увидел, как чья-то рука протянулась и схватила корону.

Перспектива на карте изменилась. Картинка словно стала объемной. А потом – хотя это было невозможно – я увидел, как мой отец водрузил корону себе на голову.

– Тебе всегда нравились фокусы, – изрек Ке-хеопс. – Я решил, что ты по достоинству оценишь и этот.

Глаза – вот что было хуже всего.

Видеть, как на картинке оживает лицо твоего отца, это уже немало сбивает с толку. Изменяются линии и цвета, оставаясь простыми, сохраняя вид и общий стиль рисунка на карте, но все же как-то преобразуются там и тут, чтобы подчеркнуть игру тени и светотени на высоких скулах и твердой челюсти.

Но вот его взгляд… Он смотрел на меня так, словно действительно видел. И от этого все леденело в груди, а кожа казалась тонкой и ломкой, будто это я, а не он, был сделан из бумаги.

«Выпусти карту, – приказывал я своей руке. – Брось его в ущелье. Или на пол, чтобы я раздавил его каблуком. Посмотрим, как ему это понравится!»

Но я не мог. Я постарался, едва увидев лицо на карте, но… Я даже не мог сказать, как описать мое нынешнее состояние. А потом эти слова пришли сами: лишенный мужества.

Взгляд отца лишил меня мужества.

– Ты предал свою сестру, – сказал он.

– Я…

Стоп. Не позволяй ему контролировать разговор.

– Шелла прибыла сюда как гость гитабрийцев, а вместо этого устроила заговор против них. Она использовала обсидианового червя, чтобы мучить человека. Девушку, которая ничего не сделала ни ей, ни тебе, ни вообще кому-то…