Себастьян Кастелл - Аббатство Теней [litres]

– А ты проверь, – сказал я.

Поверхность карты слегка заколебалась, когда отец фыркнул:

– Очень хорошо. Остановите зверства аббата, пока я не потерял других магов, и я дам вам час, чтобы вывести детей. Но как только разгорится битва, любой оставшийся умрет в огне и громе. Я не позволю, чтобы уцелели хоть какие-то следы Эбенового аббатства.

– Чувствую, это не будет проблемой.

– Тогда, похоже, мы заключили соглашение, и теперь каждого из нас зовет долг.

Я колебался, только теперь поняв, насколько похожи аббат и Ке-хеопс.

– Отец…

Я даже не знал, как задать вопрос, но все-таки выдавил слова:

– Ты когда-нибудь… Ты или моя мать когда-нибудь проводили ритуал отрицания на врагах нашего клана?

Он долго молчал, пристально глядя на меня. Я боялся, что уже знаю ответ, что он просто ожидает, когда я сам сделаю вывод.

– Нет, Келлен, я никогда бы не совершил такую мерзость даже с врагами. Было время, когда такое приходило мне в голову, но не так давно я совершил поступок почти столь же порочный, и память о нем преследует меня до сих пор.

– Какой? – спросил я. – Какое преступление может заставить могучего Ке-хеопса усомниться в своем долге?

Я увидел, как линии карты снова застыли, когда он закрыл заклинание, но не раньше, чем услышал слова отца:

– Я связал контрмагией собственного сына.

Нифения, Айшек, Рейчис и я бежали по одному лестничному пролету за другим, пока, наконец, не оказались в коридоре одного из самых больших зданий аббатства. Мы рванули на улицу, промчались через двор, мимо монахов, готовящихся к войне, невинных, готовящихся к худшему, и детей, играющих в простодушном неведении. К тому времени, как мы приблизились к воротам аббатства, я уже видел, как аббат повредил некогда сверкающий Мост Заклинаний. Яркие красочные татуировки джен-теп переплетались с колючими черными лозами, которые вертелись вокруг них, разрывая их. Искры красного и золотого, серебряного и синего, серого и желтого взрывались в ночном небе, когда их субстанция боролась с чернотой, просачивающейся внутрь. Аббат работал быстро.

– Пошли, – сказал я, направляясь к воротам.

Рейчис, сидя на спине Айшека, продолжал свистеть, как свистел все время с тех пор, как мы покинули подземелье. Периодически гиена переводила это Нифении, а та иногда начинала сообщать, что говорит Айшек.

– Он говорит…

– Я в точности знаю, что говорит Рейчис. Он говорит: этот план ужасен, из-за меня нас всех убьют, и вот что он получает за согласие стать деловым партнером слабовольного голокожего.

Нифения схватила меня за руку.

– Потрясающе! Я думала, ты больше не понимаешь его.

– Не понимаю. Маленький мерзавец просто предсказуем, вот и все.

Рейчис длинно зарычал.

Я наклонился к его морде.

– Нет, ты не съешь мои глаза. Знаешь, почему? Потому что, если я умру, ты останешься один, и никто не сможет организовать тебе ванну и сдобное печенье. Согласись, Рейчис: мы с тобой против всего мира, как и всегда.

Айшек громко залаял. Нифения молча кинула на меня сердитый взгляд. Это я тоже мог перевести без помощи магии.

– Я знаю, что и вы рискуете жизнью. Просто… Слушайте, можно повременить с ненавистью до тех пор, пока мы не остановим этих сумасшедших?

Ниф взглянула на гиену, а та повернула голову, чтобы посмотреть на Рейчиса. Наконец, Айшек коротко тявкнул.

– Хорошо, – перевела Нифения. – Но после тебе придется принести впечатляющие извинения.

Поладив на этом, мы вчетвером выбежали за ворота, чтобы встретиться с тем, что, как мы знали с самого начала, будет нас там ожидать. Мне пришло в голову, что, возможно, мне никогда не придется приносить упомянутые извинения.

Конечно, мы ожидали неприятностей. Хотя действия аббата приняли темный оборот, он потратил годы на то, чтобы заслужить преданность своих приверженцев. Это не так просто сделать. Монахи – обручники, фоггеры или как их там еще называли – охраняли его, пока он работал. Я был бы дураком, если бы думал, что там не будет и метателей Теней. К этому времени они выбрали свой путь, решили, кому верны; они могли даже рваться в бой. Чего я не предвидел, так это первой жертвы войны, которая уже ожидала нас.

– Мальчик мертв, – сказал Турнам.

Он стоял на коленях, держа на руках неподвижное тело Азира. Не было ни крови, ни сломанных костей. Только явная пустота в безжизненном взгляде.

В воздухе висела странная тишина, как будто смерть невинного стала стеной, разделяющей две стороны, удерживая от дальнейшего насилия. Турнам даже не смотрел на нас, хотя я знал: он обращается ко мне.

– Это не рана, не заклинание, ничего такого. Просто слишком много путешествий за слишком короткое время. Слишком много страха, что его найдут, что его захватит отряд. Знаешь, страх сказывается. Он ослабляет дух.

Тунам снова и снова качал головой.

– Глупый малыш. Я все время твердил, что он должен повзрослеть. Перестать быть таким ребенком.

– Мне жаль, – сказал я. – Он… Думаю, он восхищался тобой.

Турнам встал, все еще держа на руках тело Азира.

– Он ненавидел меня. Считал, что я задира. Наверное, он был прав, но я просто пытался его закалить, понимаешь? Я думал, что, если он только сумеет побыть сильным еще немного, еще пару лет, с ним все будет в порядке.

Между нами и аббатом стояла группа из четырех монахов, а еще Сутарей и Гхилла. Мы должны были пройти мимо них, чтобы помешать и дальше заражать Мост Заклинаний.

– Чего бы хотел Азир? – спросил я Турнама. – Будь он все еще здесь, что он велел бы тебе делать?

Глаза берабеска, наконец, обратились ко мне:

– Он бы сказал, что мы зашли слишком далеко. Он бы умолял выслушать тебя, подумать о том, что мы собираемся сделать, пока не стало слишком поздно.

Он подошел к краю обрыва, поднявшись на выступ скалы у моста.

– Но Азира здесь больше нет.

Он поднял тело над головой и бросил его со скалы. Хотя мы знали, что не услышим ни звука, когда оно, наконец, упадет, все некоторое время молчали.

– Турнам, где Бателиос?

Турнам кивнул туда, куда бросил Азира.

– Я перекатил его через край. Он все еще был без сознания. Вряд ли это было больно.

– Да чтоб тебя…

Я замолчал. Сейчас от гнева не было никакого толка, а я в отличие от Турнама делал то, чего хотел бы от меня Бателиос – искал пути к миру.

Остальные метатели Теней наблюдали за мной. Гхилла мне нравилась, несмотря на ее угрозы и на то, что она все время называла меня «мальчиком». Сутарей была моей землячкой, джен-теп, но так сильно от меня отличалась, что я надеялся: разобравшись в ней, я смогу лучше понять свой народ. И Диадера, которая, как я слышал, бежала за нами.

Нифения предупреждала, что такое может случиться, но Черная Тень Диадеры освобождала ее от любых пут, как только та приходила в себя, а ни мне, ни Нифении не хотелось связывать ее магическим способом. В последнее время такого было более чем достаточно. Кроме того, маленькая, глупая часть меня все еще надеялась, что, когда мы снова окажемся вместе, я смогу урезонить ее и других метателей Теней. Заставлю их увидеть, что нельзя позволить произойти этой катастрофе.